О том, как адаптироваться к изменениям климата на глобальном и локальном уровнях и на какие вопросы в ближайшие годы предстоит ответить ученым-климатологам, — в материале «Известий».
— В последнее время в Москве экстремальные погодные явления происходят регулярно: сильный мороз, аномальная жара, обильные снегопады и тропические ливни. Так и будет продолжаться?
— Да, экстремальные погодные явления стали происходить чаще. Это отмечают гидрометеослужбы практически всех стран мира, в том числе и России. Изменился режим выпадения осадков — это происходит более неравномерно. Например, вместо пяти слабых дождиков два мощных ливня. Южные районы, наоборот, сталкиваются с усилением засухи. Институт глобального климата и экологии РАН и Росгидромета настоятельно об этом предупреждает.
Самое наглядное проявление экстремального явления — это волны жары, которые сейчас мы видим в Москве. Они были всегда. Но если в XIX веке волны определенной силы были раз в 50 лет, то сейчас они случаются раз в десять лет, а то и чаще. Прогноз однозначно говорит о том, что примерно через 40 лет они будут в три раза чаще, чем сейчас. То есть экстремальная жара будет каждые три года.
— Это связано с климатическими изменениями? Какие причины происходящего?
— Это хорошо увязывается с глобальным потеплением, которое само по себе — это прежде всего потепление верхних сотен метров всех океанов. Океан — самое главное звено климатической системы, так как теплоемкость воды несоизмеримо больше, чем воздуха.
Причина потепления понятна — это измеренное экспериментально и твердо доказанное небольшое усиление человеком парникового эффекта. Оно составляет 5–7%, казалось бы, совсем чуть-чуть. Но раскачать климатическую систему удалось. Эта раскачка привела не столько к усилению волн жары — температура выросла всего на градус-другой, — сколько к тому, что они стали сильно чаще.
Недавно вышли очень детальные статистические работы о том, что за последние 40 лет волны жары стали чаще в полтора раза. Например, если раньше их было 60 в год по всему миру, то сейчас может дойти до 90.
Длина траектории этого жаркого воздуха тоже стала больше. А скорость движения этой волны жары, наоборот, немного замедлилась, буквально на 20 км в сутки. Но получается, что волны стали и чаще, и длиннее. А ведь в чем главный вред от волн жары? Он в ущербе для здоровья.
И Росгидромет, и все его институты, наш Климатический центр, возглавляемый Главной физической обсерваторией, в своих докладах оценивают волны жары не с точки зрения вреда для сельского хозяйства и инфраструктуры, а именно с точки зрения вреда для здоровья. В среднем считается, что волна жары длится больше 5–6 дней. Медики говорят, что ослабленный, например, сердечно-сосудистыми заболеваниями организм после такого срока начинает ломаться.
Доказано, что в глобальном потеплении доминирующую роль играет сжигание ископаемого топлива: угля, нефти и газа. Мы понимаем, что в ближайшие как минимум 50 лет они будут использоваться. Соответственно, нужно ставить задачу по адаптации к изменению климата. Уже есть климатическая доктрина России, она на это заточена. Недавно президент подписал указ о технологических приоритетах России, где заключительный пункт — адаптация к изменению климата. И я знаю, что многие регионы уже очень немало делают для адаптации к изменению климата, и сельского хозяйства, и инфраструктуры, и других сфер.
— Какие еще экстремальные погодные явления могут ждать нас в ближайшие годы, десятилетия?
— Общее правило в том, что на каждом кусочке земного шара будет усиливаться то, от чего он страдает и что наиболее заметно утяжеляет там жизнь. В Приморье это сильные осадки, на юге европейской части страны — засухи и волны жары, когда температура может быть за 40 градусов. Или очень резкое выпадение осадков в горах Кавказа. На севере речь идет о штормовых ветрах, метелях.
Также возможно излишнее выпадение осадков, которые будут приводить к подтоплениям. Например, власти Санкт-Петербурга уже давно обсуждают, что нужно принять меры по готовности к обильным дождям, чтобы город впитывал их как губка. Хоть осадков выпадает за год или за месяц столько же, сколько и раньше, но при этом они более интенсивные. А расширить ливневую канализацию там очень сложно. Тогда остается принимать меры, чтобы вода задерживалась на какое-то время на поверхности — на газонах, зеленых насаждениях — и постепенно стекала. Тогда не будет подтоплений.
— Окажут ли климатические изменения какой-то положительный эффект? Например, из-за повышения температуры плодородная полоса в России станет больше?
— С одной стороны, конечно, температура воздуха и почвы в средней полосе и на севере России станет выше. Значит, можно будет выращивать более теплолюбивые и более урожайные культуры. Но есть две проблемы.
Во-первых, почвы всё равно останутся несоизмеримо бедными по сравнению с Черноземьем. Во-вторых, заморозки никто не отменял. Главная геофизическая обсерватория говорит, что сильных морозов, как и сильных заморозков, будет меньше. Они будут реже, но всё же никуда не исчезнут. А это означает, что какой-нибудь очень заботливый дачник в Ярославской или Вологодской области, конечно, может уберечь плодовые культуры на своем маленьком участке. Но коммерчески это не то, что может нас выручить.
Институт глобального климата и экологии детально изучал этот вопрос и указал, что нужно позаботиться о получении высокой урожайности немного севернее тех регионов, где она сейчас максимальная — это Ставропольский и Краснодарский края, Ростовская область. Но всё равно речь идет о зоне Черноземья.
— Вы назвали шаги по адаптации к изменениям климата на уровне государства. А может ли что-то сделать каждый человек?
— Конечно, может. Федеральные власти уже понимают, что надо адаптироваться к этим изменениям, но пока это еще не объясняют на всех уровнях, об этом не говорят на уроках в большинстве школ. Если спросить у людей на улицах, можно будет услышать много всяких небылиц, вплоть до рассказов про инопланетян. Если человек понял проблему, получил грамотное обоснование, он сможет донести ее до близких адекватно, а не в виде страшилок, которым никто не верит.
Для государства и для любого человека есть две стороны медали — адаптация и снижение выбросов. На уровне каждой семьи адаптация, например, — это приобрести кондиционер для пожилого родственника, страдающего из-за волн жары, или, что еще лучше, дать ему возможность уехать из города в сельскую местность. На уровне города тоже масса дел, в частности, определить, какие деревья не выдержат сильных порывов ветра, поэтому их надо спилить, но, конечно, компенсировать новыми насаждениями, устойчивыми к сильным ветрам.
Но, например, в Воронцовском парке в Москве есть уникальные дубы, которым по несколько сотен лет. Деревья прекрасные, но они могут не выдержать сильный ветер, а спилить их жалко. Остается при наличии предупреждений от гидрометеорологической службы ограничивать вход в парк. И это тоже мера адаптации, к которой стоит относиться с пониманием.
— Что еще могут сделать люди?
— Если говорить о том, как можно снижать выбросы, то обычный человек не может повлиять на то, работает электростанция на угле, газе или на солнечной энергии. Но если обобщить, то рачительное отношение к любому ресурсу — это и есть путь к успеху. Ведь мы на душу населения стали потреблять гораздо меньше электроэнергии, чем это предполагалось 30, 40 или 50 лет назад. Хотя живем мы гораздо более комфортабельно и питаемся лучше. То есть принципы энергоэффективности и энергосбережения все-таки реализуются, хоть их темпы справедливо называют недостаточными.
Каждый человек может привнести в это свой вклад, если будет более рачительно относиться к расходованию электроэнергии, воды, еды — не покупать и не выбрасывать «лишнее». А также всячески поддерживать и власти, и коммерческие компании в реализации более экологичных проектов, наносящих минимальный вред окружающей среде. Можно, например, распахать половину леса, чтобы провести дорогу, а можно проложить ее по окраине, чтобы оставить природу насколько возможно нетронутой.
Также каждый человек может голосовать рублем за те компании, которые выбирают более экологичное производство.
— Как будут меняться прогнозы погоды с развитием технологий? Станут ли они точнее или увеличится срок прогнозирования?
— Уже сейчас мы можем в режиме реального времени видеть на картах, в каких районах города сейчас идет дождь. Еще десять лет назад такого не было. Информационная база растет, больше спутников, радаров и прочей техники. Более детальные прогнозы, особенно краткосрочные, будут охватывать не только крупные города, но и удаленные местности, где тоже живут люди.
Что же касается долгосрочных прогнозов, то здесь есть физические ограничения. Если посмотреть на оправдываемость прогнозов сейчас, то видно, что на пять дней удается более-менее прилично предсказать погоду, а на шестой уже гораздо хуже. Вот эту границу перешагнуть может быть и невозможно. Во всяком случае в Москве. Слишком много неопределенностей.
Я бы не рассчитывал на то, что долгосрочный прогноз больше чем на 5–7 дней будет кардинально улучшаться. Для этого есть сугубо физические причины, не зависящие от технологий. Но это будет зависеть и от того, где вы находитесь. Например, в Якутске, Улан-Баторе или Приморье гораздо проще строить долгосрочные прогнозы.
— Какие основные задачи будут стоять в ближайшие годы перед климатологами?
— Здесь вопрос в том, где сейчас наибольшая неопределенность, что надо исследовать. Прежде всего это океан. Здесь много вопросов. Например, сейчас у нас фаза явления Эль-Ниньо, поэтому и рекордно высокие температуры. До этого три года была фаза Ла-Нинья, и температуры, наоборот, были пониженные. В зависимости от этих фаз течений океан поглощает либо больше, либо меньше тепла из атмосферы. Важно выяснить, как глобальное потепление будет влиять на эти фазы, что будет с волнами жары или каким будет подъем уровня Мирового океана. Если он значительно увеличится, значит, больше людей надо будет переселить из малых островных государств, с низменных местностей.
Вторым направлением я бы назвал атмосферные процессы, связанные с облаками. Это, пожалуй, самое сложное, что сейчас есть в атмосфере. Во всяком случае ученые из Института физики атмосферы настоятельно подчеркивают, что мы далеко не всё знаем.