За почти две недели работы Нефтяного патруля волонтёры Гринпис успели проверить 208 участков, загрязнённых нефтью.
Мы приехали на место, сидим пока в машине. Ждём, когда закончится проверка: если все безопасно, и свежих следов медведя нет, можно выходить. Накрапывает дождь, небо тяжёлое и свинцовое. Ветер задувает, зато мошки нет, и это большой плюс. Постепенно под ногами начинают попадаться гигантские нефтяные плевки, лужи, болотца, по краю которых растут мелкие белые цветы.
Ходить в патруль волонтёрам Гринпис нравится гораздо больше, чем собирать нефть. Во-первых, сразу виден результат труда: количество проверенных точек быстро растёт на карте. А за день патрульная группа успевает проверить до 30 участков, загрязнённых нефтью. Во-вторых, ты всё время находишься в движении, смотришь окрестности, путешествуешь, притом не бесцельно, а выполняя важную задачу – собираешь информацию. Ну и в третьих, есть в подобном патрулировании нефтяных разливов что-то романтическое и затягивающее.
Этот огромный нефтяной разлив, куда приехали мы, ГИС-специалист Гринпис Василий Яблоков и команда волонтёров Нефтяного патруля обнаружили ещё вчера. «Разлив совсем свежий», – говорит Василий и в качестве доказательства показывает на молоденькую берёзку, измазанную нефтью. Лето в данной местности короткое и листья на деревьях появились не так давно. А у берёзы они вон, как измазаны: явно фонтан бил уже, когда листики полностью распустились. Да и на космоснимках, сделанных в июле, этого разлива нет. «Значит, свежак!»
Вообще, процесс обнаружения участков, загрязнённых нефтью, выглядит следующим образом: сначала Василий получает космоснимки и подготавливает их к работе, затем рассказывает небольшой группе волонтёров о том, как на них выглядят нефтяные разливы. Многие впервые видят подобные снимки и пока для них – это лишь яркая мозаика. Затем, уже на местности, команда Патруля проверяет намеченные точки. Здесь у каждого своя определённая задача: первый прокладывает маршрут по снимку и определяет географические координаты; второй делает описание местности, определяет ориентиры, описывает произошедшее и указывает нарушения норм экологического права. Третий фотографирует. Космоснимки очень сильно помогают в работе, но также важно увидеть всё своими глазами: ведь иногда из космоса за нефтяное загрязнение можно принять естественное озеро или болото. На этот же разлив Нефтяной патруль натолкнулся совершенно случайно, по пути на соседний плохо рекультивированный участок.
То ли болото чавкает под ногами, то ли просто грязевое месиво. Идём по узким чистым участкам, перепрыгивая с одного на другой, чтобы не оступиться и не попасть ногой в нефть. Здесь процесс рекультивации пока не начинался, даже ещё свежей нефтью пахнет, хотя уже не очень резко. По правилам, вся разлитая нефть должна быть собрана вместе с испачканным грунтом и отвезена на переработку. Там сначала выделят нефть, а потом почистят грунт. Нефть сдадут обратно добывающей компании, а грунт будут использовать при строительстве дорог и кустовых площадок там, где бурят скважины. А на очищенный участок привезут новую землю, добавят удобрений, все подготовят и засеют культурами. «За все эти две недели Нефтяной патруль ни разу не видел качественной рекультивации, везде остатки старой нефти», — говорит Василий.
Садимся в машины буквально на несколько минут, доезжаем до лесного ручья. Здесь тот же самый разлив, но другой его конец. Чёрные тягучие воды протекают под мостиком и уходят вглубь леса. На траве, растущей по берегам, виден чёткий чёрный след – уровень воды в ручье поднимался на несколько десятков сантиметров, когда здесь текла нефть. В воздухе отвратительно пахнет сероводородом, кажется, что здесь одновременно протухли тысячи куриных яиц. Василий Яблоков советует надеть маски, потому что газ – токсичный, хотя сейчас здесь он и не превышает допустимой нормы. Стараемся убраться от этого места побыстрее. А я вспоминаю рассказы местных, живущих в районе Северо-Ипатского нефтяного месторождения в Усинском районе, для которых, к сожалению, запах сероводорода стал привычным.
Переезжаем на очередную точку. Промозгло и дождь моросит уже очень навязчиво. Останавливаемся на краю странного красно-оранжевого болота: здесь нет растительности, земля неестественно яркого цвета, напоминает кабачковую икру, трава превратилась в солому и размокла. Под ногами прожорливо чавкает трясина. Тут когда-то давно произошёл разлив пластовых вод. «Это как химический ожог, — говорит Василий, — в нефтяном пласте содержится не чистая нефть, а нефтесодержащая жидкость и в ней может быть до 50% воды. Нефтесодержащую жидкость разделяют на газ, который выжигают на факелах, воду, которую закачивают обратно в пласт, и нефть. Вот именно эти воды называют пластовыми, они очень токсичны, даже более чем нефть. Разлив пластовых вод происходит намного реже, чем разливы нефти. Но в законодательстве – это у нас серая зона, потому что они никак не классифицированы как отходы». Дело в том, что законодательством официально предусмотрен только один вид отходов при добыче нефти, поэтому компаниям удаётся не учитывать часть отходов. Например, таких, как подтоварные (пластовые) воды. В новом докладе «Нефтяное загрязнение: проблемы и возможные решения» Гринпис и Комитета Спасения Печоры указывает на необходимость конкретизировать виды отходов при добыче нефти и газа в соответствующем классификаторе отходов.
Нефтяной патруль вносит все данные об этом разливе в специальный блокнот, фотографирует. Потом эта информация будет использована при составлении карты разливов Республики Коми.
Мы медленно уходим от этого обожжённого пластовыми водами болота к машинам, будто бы возвращаясь с Марса - красной планеты — обратно на серо-зелёную Землю. Мелкий дождь переходит в ливень, волонтёры Нефтяного патруля залезают в машину и едут дальше проверять точки.
Поддержите активистов Нефтяного Патруля, попросите нефтяные компании убрать уже существующие разливы и не допускать их в будущем!