Нора дииктодона

Нора для них была не только укрытием от хищников и дневной жары, но и логовом для выращивания потомства.

Свидетельства этому были обнаружены во время раскопок в ЮАР в виде крошечных скелетов в окаменевшем содержимом двух соседних нор. Вместе с остатками детенышей были найдены кости взрослой особи, принадлежавшие, скорее всего, родителю. Но которому из них? Традиционно, если находят остатки детеныша рядом со взрослым, то взрослого считают матерью, потому как именно на долю женского пола обычно выпадают все трудности, связанные с выращиванием потомства. Однако на этот раз привычная схема дала сбой, а всё благодаря тому, что дииктодоны — одни из тех животных, у которых выражен половой диморфизм. И, судя по всему, вместе с малышами в норе находились именно самцы.

У самцов из верхней челюсти торчали два клыка. Собственно, само название Diictodon feliceps означает «с кошачьей головой и двумя хорьковыми зубами». Несмотря на «хищническое» имя, животное это было абсолютно мирным: оно принадлежало к группе дицинодонтов, растительноядных или в крайнем случае всеядных синапсид, дальних родственников современных млекопитающих. Клыки же, судя по всему, нужны были ему не для закалывания жертвы: примерно половина всех найденных окаменелостей дииктодонов лишены этого грозного «оружия», так что вполне вероятно, что эти клыки были аналогом бороды у мужчин и служили вторичным половым признаком.

Реконструкция пары дииктодонов: на переднем плане самец, за ним — самка.

Рисунок Александра Каца с сайта deviantart.com

Среди современных млекопитающих выраженные различия между самцами и самками обычно отражаются в полигинной системе размножения и ритуальных схватках между самцами. Можно предположить, что и у дииктодонов самцы «владели» гаремами из нескольких самок, которые селились на одном и том же участке речного берега, выкапывая длинные спиралевидные норы. Закрученная по часовой стрелке, нора дииктодона могла достигать глубины полтора метра, примерно как у современного сибирского бурундука: спустя два витка она расширялась в небольшую камеру, где животные отдыхали и выводили потомство.

Окаменевшая нора дииктодона и скелет самого животного, обнаруженного в гнездовой камере, в коллекции Южноафриканского изико-музея.

Фото © Nkansahrexford с сайта en.wikipedia.org

Ранее похожие спиралевидные норы находили только в отложениях кайнозойской эры (например, некоторые из них принадлежали ископаемому бобру палеокастору), однако строительная деятельность дииктодона увеличила время существование подобного типа подземных убежищ почти на двести миллионов лет. К слову, среди древних бобров такие норы начали появляться лишь в позднем олигоцене и раннем миоцене, когда климат стал теплее и засушливее. Предположительно, спиральный тоннель способствовал лучшему сохранению постоянной температуры и влажности в норе, а также препятствовал ее разрушению хищниками и, представляя собой довольно компактное образование, позволял нескольким животным поселиться вместе.

Естественно, вырыть такую нору в мокрой грязи было невозможно, и дииктодонам приходилось селиться на возвышенностях, где была достаточно твердая почва. Судя по окаменевшим отливкам (образовавшимся в результате заполнения нор полужидкой грязью во время наводнения), рыли дииктодоны не только лапами, но и роговым «клювом», покрывавшим конец морды. Для поселения они выбирали места, не слишком отдаленные от кормовых угодий — прибрежных зарослей растительности, но и не слишком близкие к воде. По-видимому, подобные зоны встречались нечасто, и в местонахождении с окаменевшими норами на площади примерно пятьсот квадратных метров располагались несколько десятков отдельных «спиралей».

Нора с черепом взрослого дииктодона и плечевой костью очень молодого, возможно, новорожденного, детеныша. Судя по клыкам (tusk) на верхней челюсти, рядом с малышом на момент гибели находился самец.

Рисунок из статьи R. M. H. Smith et al., 2021. Neonate aggregation in the Permian dicynodont Diictodon (Therapsida, Anomodontia): Evidence for a reproductive function for burrows?

Помимо трех вышеназванных функций — защиты от хищников и от сурового климата и безопасного логова для подрастающих детенышей — норы дииктодонов служили еще и своеобразными берлогами: в них животные залегали в спячку, когда с приходом ежегодной засухи привычные для них кормовые ресурсы оказывались в дефиците.

Дело в том, что у дииктодонов был довольно необычный жевательный аппарат (он так и называется — дииктодонтоидный, и отличается наличием особых режущих гребней на внутренних сторонах челюстных костей), который позволял им питаться лишь сравнительно мягкой, легкоусвояемой растительностью. В пермском периоде такая встречалась только у водоемов, и если те пересыхали с уходом дождей, то и подходящего корма для дииктодонов попросту не оставалось. Так что приходилось впадать в спячку.

Любопытно, что, судя по изученным срезам бедренных костей разновозрастных животных, дииктодоны росли довольно быстро, до начала первой спячки достигая трех четвертей взрослых размеров. По-видимому, столь быстрый набор массы был продиктован именно необходимостью накопить необходимые ресурсы для благополучного переживания грядущих голодных месяцев: детеныши дииктодонов буквально вступали в гонку со временем, торопясь вырасти до начала засушливого сезона.

Пара самцов дииктодона — возможно, братьев, окаменевших во время спячки (слева) и реконструкция животных в гнездовой камере (справа).

Фото © Nkansahrexford с сайта en.wikipedia.org и рисунок © Ville Sinkkonen с сайта ru.pinterest.com

Почему же в конце концов этот весьма успешный вид дицинодонтов, распространившийся от Южной Африки до Китая и просуществовавший более десяти миллионов лет, не смог пережить пермь–триасовую границу и исчез из палеонтологической летописи за два миллиона лет до начала Великого Вымирания? Вероятно, дииктодонов подвела их диета: в конце перми климат стал еще суше и жарче, в результате чего сократилась площадь прибрежных зон озер и рек, а значит, кормовых угодий, подходящих маленьким строителям нор, почти не осталось.

Другие дицинодонты, обладавшие менее специализированной жевательной системой, приспособились поедать более жесткую растительность и сумели уцелеть в новых условиях, тогда как маленькие консерваторы постепенно исчезли из палеонтологической летописи. Всё, что от них осталось — многочисленные кости и следы спиралевидных нор, которых уже найдено не один десяток, но еще великое множество, можно не сомневаться, только дожидается своих палеонтологов в красноватых песчаниках южноафриканских пустынь.

Анна Новиковская, Elementy.