В Минприроды объяснили необходимость введения платы за посещение заповедников

— Вы недавно вернулись с Камчатки, какова была цель поездки?

— Мы встречались с врио губернатора Владимиром Солодовым, обсуждали реализацию нацпроекта «Экология». Посетили Кроноцкий заповедник, поговорили с персоналом. Проблемы там в большей степени известные, на всё не хватает денег. Есть серьезные вопросы, связанные с развитием инфраструктуры. Огромное количество заповедников и заказников. И интенсивность их посещений растет. Но этот год не показателен, потому что в связи с пандемией иностранных граждан было гораздо меньше.

Мы осмотрели там еще одну интересную площадку — место строительства соколиного центра, которым мы занимаемся уже второй год. В этом центре будут разводить знаменитого камчатского кречета — практически утраченный уже вид из-за процветавшего все эти годы браконьерства. Проект очень интересный, мы делаем всё, чтобы выжило как можно больше птенцов. В природе это, к сожалению, невозможно. И теперь приходится использовать инкубатор, чтобы из четырех отложенных птицей яичек можно было получить четверых птенцов. После запуска этого центра популяция, с высокой степенью вероятности, будет быстро восстанавливаться.

— А вход в Кроноцкий заповедник всё еще бесплатный?

— Плата за вход в заповедники всегда была. И в Кроноцком она не стала ни выше, ни ниже. Вы знаете, денег не хватает на все хотелки, которые исходят иногда от посетителей охранных зон. Сейчас мир стал очень подвижным, и люди во многих зарубежных странах видят, как развивается экологический туризм. Поэтому требования постепенно растут. Это нормально, здесь ничего удивительного нет.

— Недавно принято постановление правительства о порядке платы за посещение заповедников. Зачем это нужно?

— В вашем вопросе слово «порядок» главное. Мы просто систематизировали эту работу. Был хаос, все действовали кто во что горазд и устанавливали плату независимо от того, какой она должна быть по какой-либо формуле.

У нас есть национальные парки, в том числе на юге, которые посещает огромное число людей. Когда мы оцениваем динамику по годам, ожидаем увидеть рост выручки. А она не растет. Но эти деньги, по идее, должны идти на развитие инфраструктуры. Вот мы и задались этим вопросом. Но инициатива пришла как раз таки из субъектов РФ через депутатский корпус.

Поэтому был принят закон, а вдогонку — постановление. Речь идет не о конкретной плате, а о минимальном пороге, ниже которого она не должна опускаться. Плата будет устанавливаться в зависимости от территорий, от субъектов. И я надеюсь, ситуация станет лучше. Я благодарен, что такое постановление появилось. Не могу сказать, что это какая-то горькая таблетка, нет. Мы просто прольем свет на все наши заповедники, заказники, национальные парки.

— В интернете уже сейчас это называют платой за воздух. Скажите, а зачем вообще нужно делать вход в заказники, нацпарки платным? И куда потом эти деньги распределяются?

— Вы посещали заказники? Я еще в 1990-е ездил в Канаду, смотрел, как развиваются там особо охраняемые территории. Видел огромные инфраструктурные вложения, спрашивал, за счет чего. 50 на 50, отвечали мне: 50% дает государство, еще 50% — это плата за посещение.

Для меня было удивительно видеть подземные переходы для животных под дорогами. Можно и Кению привести в пример, где строятся магистрали над деревьями, чтобы не беспокоить внутренний мир охраняемых территорий. Это огромные инфраструктурные вложения.

На сегодняшний день мы таких задач перед собой не ставим. Нам просто надо создать инфраструктуру, чтобы посетители могли спокойно себя чувствовать, были в безопасности. Чтобы егерь, который сопровождает их по местам, где есть дикие животные, имел достойную зарплату. Чтобы он мог не переживать за качество своего оружия, боеприпасов. Чтобы было медобслуживание. Вопросов очень много возникает.

Это живой организм, музей под открытым небом, поэтому его надо охранять, следить за ним.

— Как и с кого будет взиматься плата?

— Никто не собирается зарабатывать на населении, которое находится в границах нацпарка. Эти люди будут посещать его бесплатно. Бесплатным посещение останется для большого количества льготников: людей с ограниченными возможностями, малообеспеченных, многодетных семей и других. Но то, что эта услуга в целом должна быть платной, — очевидно.

Возьмем Сочинский нацпарк. Он имеет ограждение. Почему? Потому что там животный мир, который не должен оттуда выйти. Там есть электропастухи, которые защищают вас от столкновения с медведем или леопардом. У вас четко регламентированный маршрут, где должны быть профессиональные инструкторы. Это люди, которые при необходимости могут оказать помощь. Нацпарк — живой организм, в котором работает много людей. И я не понимаю, почему такой эффект, почему все так переживают из-за этой платы. За рубежом посещение нацпарков — минимум 300–350, если в рублях. А у нас — самое дешевое.

— Но есть нацпарк Лосиный остров, он находится в границах Москвы. Я, москвич, смогу зайти в Лосиный остров и пожарить там шашлыки, погулять по аллее или покататься на велосипеде?

— Я вам точно могу сказать, что в заповеднике или заказнике жарить шашлыки нельзя. У нас уже в одном из регионов пожарили шашлыки, и сгорела часть уникального парка. Это оттого, что мы не можем нормально организовать работу внутри охранной зоны.

— 59 рублей — это минимальная плата. А максимум, получается, никем и ничем не ограничен?

— Размер платы будут согласовываться с министерством. Я уверен, что ни один губернатор не сделает такую плату, чтобы люди перестали ходить в национальные парки. Тем более после того, как многие сейчас пережили воспаление легких, им нужна реабилитация. Никто свежий воздух продавать не собирается.

— О какой территории идет речь?

— Это 3% от всей территории России. Самые популярные туристические маршруты — Кавказ в период лета, Камчатка те же три месяца в году, Алтай, Карелия и московские территории, потому что тут проживает большое число людей. Территорий не так много, но нам хочется, чтобы их становилось больше.

— Получается, все эти территории нужно обнести забором?

— В идеале, наверное, хотелось, чтобы сохранить их животный мир. Вспомним историю с черными лесорубами в Сибири, на Дальнем Востоке. Она тянулась долгие годы, но сейчас мы ее всем миром купировали. Я думаю, что с этого года ситуация изменится. Так вот, когда люди начинают вырубать лес, они же не думают о животном мире, о природе, которой наносится ущерб. Поэтому в идеале было бы лучше иметь такие ограждения. Но там огромные территории, как это сделать? Это большой комок проблем, который нужно решать, и всё рано или поздно упирается в деньги.

— Как в итоге будет контролироваться сбор этих средств?

— В идеале, конечно, это должна быть электронная система, которая исключит какие-либо варианты с прохождением денег мимо нужд заказника, заповедника, нацпарка. Именно об этом вся история, и еще раз подчеркну: она родилась по инициативе депутатского корпуса, а депутаты избираются народом. Эта инициатива от земли, от субъектов.

Хочу к вышесказанному добавить, что у Камчатки, например, два пути развития: индустриальное — потому что там имеется более 370 лицензий, а разработано пока всего 30. Или сохранение уникальной природы. Этот баланс очень тяжело найти. Всё-таки мне бы хотелось, чтобы такие места, как Камчатка, оставались природными заказниками. Не разгоняться по экономике. Особенно по тем минеральным ресурсам, которых нет в других регионах. Вот этот баланс хотелось бы оставить.

— Какие природные территории сейчас можно назвать горячими точками? Какие, как шихан Куштау, могут получить охранный статус в ближайшее время?

— Эти территории определены. У нас есть программа создания 24 ООПТ до 2024 года. Горячие территории сейчас там, где большая нагрузка на экосистемы, куда приезжает огромное число людей. Я не думаю, что нам надо разгоняться в количестве заказников-заповедников. Нам надо следить за качеством.

— По словам вице-премьера Виктории Абрамченко, в этом году было около 400 тыс. лесных пожаров. Человеческий фактор — основная причина. Неужели виноваты только шашлыки или незаконные вырубки лесов?

— Незаконных вырубок у нас уже мало. Основная причина — сельхозпалы. Здесь стоит вопрос ужесточения ответственности. Ведь есть территории, где этого не происходит. Например, в Татарстане. Нет пустых мест на территории России. Все они в границах районов, городов. В них есть местная власть, а у нее — все полномочия следить за порядком. И у Рустама Минниханова (главы Татарстана. — «Известия») сделано именно так, что глава района не получит никакой субсидии, если на его территории допустят сельхозпалы. Очень много зависит от региональных властей. А мы не набегаемся с брандспойтами по всей стране, поверьте мне.

— По данным Счетной палаты, на нацпроект «Экология» в 2019 году было потрачено менее 70% выделенных средств. В этом году пока освоено чуть больше трети. Почему так?

— У нас нет цели потратить федеральные деньги. Есть цель — достигнуть показателей. И целевых показателей мы достигаем. У нас большая внебюджетка. Мы привлекаем деньги и делаем всё для того, чтобы минимально тратить федеральные средства. Например, для реформы обращения с твердыми коммунальными отходами мы за два года не потратили почти ни копейки госбюджета. Потому что семь раз отмеряем и один — отрезаем.

Пока была пандемия, субъекты несколько раз меняли территориальную схему, потому что многие люди уехали из городов и жили на дачах. И потоки мусора поменялись. Но и в таком динамичном формате мы удержали мусорную реформу благодаря тому, что был создан институт региональных операторов. И все главы субъектов РФ подошли к этому ответственно. А федеральные средства мы пока сэкономили. Но со следующего года, очевидно, потребуется поддержка в создании инфраструктуры. На сегодняшний день построено уже около 100 заводов. Но мы понимаем, что этого мало. Нужно создавать различные привлекательные для инвесторов финансовые инструменты и запускать эту работу масштабно.