Дмитрий Кобылкин: «В облаках не летал никогда»
Интервью с экс-губернатором ЯНАО, а ныне главой комитета Госдумы по экологии – в специальном проекте «Ямал 1» «Первые в Российской Арктике».
О работе в Минприроды, нацпроекте «Экология» и мусорной реформе
– После восьми лет на посту губернатора два года вы были министром, с октября 2021-го – председатель комитета Государственной Думы по экологии, природным ресурсам и охране окружающей среды. Кем интереснее работать, а кем сложнее?
– Это все зависит от масштаба работы, от масштаба проблем, которыми приходится заниматься. У меня так в жизни получилось, что все время приходилось работать на пределе, выкладываясь. Думаешь, что сил не хватает, но потом понимаешь – человеческие силы безграничны. Самая тяжелая работа была в министерстве, потому что работа в правительстве – самая ответственная. Она везде ответственная на руководящих должностях, но там ответственность за всю страну и там тяжелее.
– Так получилось, что ваш старт в российском правительстве в 2018 году совпал с началом реализации национального проекта «Экология». На решение каких задач были направлены основные силы и какие решения считаете наиболее важными и значимыми?
– Нацпроект «Экология» — один из самых сложных. Он включал в себя и НДТ – наилучшие доступные технологии, комплексные решения развития. В этой цепочке в конце всего стояла продолжительность жизни человека – улучшение качества воздуха, воды. Это большая ответственность. На мой взгляд, у нас все сложилось, мы не ошиблись на старте. И сегодня нацпроект живет. Немного изменяется в сроках исполнения, это понятно. Есть определенные ограничения, связанные с санкциями. Мы не можем кое- что делать в стране, но научимся, попозже сделаем. А так, в принципе, целевые показатели будут достигнуты.
– Какая работа в этом направлении ведется сейчас?
– Мы полностью сосредоточились на исполнении проекта «Экология». Параллельно идет жизнь, которая диктует те или иные правила. Где-то нужно подкручивать законодательство, где-то ужесточать ответственность тех же производителей, вот тот закон, который родился на примере Усолья Сибирского.
– Одно время в федеральных СМИ активно обсуждалось, что вы выступаете за запрет пластиковой посуды. Сегодня вы придерживаетесь того же мнения?
– Мы много месседжей давали, чтобы обратить внимание тех же производителей. В производстве пластиковой посуды работает огромное количество людей. Это же сложнейший процесс добычи, затем стабилизации газового конденсата. Из него выпускаются гранулы, из гранул выпускается пластиковая бутылка, посуда, все остальное. Нужно в этой реформе сначала создать перерабатывающие мощности, потом уже требовать закрытия того или иного направления и требовать от людей соответствия современным технологиям. А так, разделять мусор, а потом сгребать его в кучу или заменить производство целлюлозно-бумажной – есть ли у нас эти возможности? Вот в этом проблема.
— Но точно вам говорю, этот процесс начался. У нас один депутат из «Справедливой России» высказался, что мусорная реформа, вот она задыхается, захлебывается. Я ответил, что она неизбежна. Она как дождь и снег – это невозможно остановить. Мусор производит каждый человек, и реформа будет двигаться, наше участие важно в этом процессе, как мы и государство будем участвовать. Сегодня все пункты по ликвидации свалок, переработке – они все зафиксированы, они идут с трудом, потому что переполнены свалки. Это накопленный ущерб, который нам достался от прошлых поколений, этим никто не занимался. Напомню, что мусорной реформе всего два года. Как мне сказали: да вы что, она рождена давно – нет. Она рождена ровно два года назад по причине проблем, которые возникли в Московской области.
– Реформа молодая, но в то же время поддерживается законодательно. Что касается захоронения всех этих свалок?
– Она поддержана, и самое главное – президент четко дал понять – тарифы поднимать нельзя. Население не должно почувствовать на себе повышение. Вот смотрите, как, не увеличивая тариф, получить там, внутри, инвестиционную составляющую? Поэтому была создана правовая компания «Российский экологический оператор». Он насыщен деньгами, помогает региональным операторам. Это сложная, филигранная работа.
– Продолжая тему экологии. 30 мая вы заявили о создании первого в России аналога Greenpeace. Экологический фонд получил название «Компас». Расскажите подробнее.
– Очень важно понять – не замена Greenpeace, а аналог Greenpeace. Greenpeace создан давно и дело не в его западном происхождении. Хотя и в этом тоже. Мне просто немного обидно за наших экспертов, посвятивших экологии жизнь. Они нуждаются в поддержке, заботе, и нехорошо, что они ищут заработок на другой стороне, тем более когда такая агрессивная политика по отношению к нашей стране сейчас. Поэтому я решил собрать этих экспертов, науку вокруг этой проблематики, она нужна, она требуется.
– Они будут сопровождать нашу народную программу, будет блок, связанный с экопросвещением – это тоже поручение президента и имеет важную роль в воспитании подрастающего поколения. Потому что, если мы воспитаем поколение, которому экология не важна, значит все, что мы сделали, можно зачеркнуть.
– В марте 2022 года принят закон о мерах поддержки строительной отрасли. И принят он только после того, как были устранены замечания вашего комитета, указанные в первом и втором чтениях. В чем были разногласия?
– Когда я был строителем, когда работал на буровой, я особо на природу не смотрел. Надо было в тяжелых климатических условиях сделать прорыв, сдать большое количество объектов, людям негде жить – ликвидировать аварийное жилье, построить дороги и так далее. И, конечно, то, что они нам занесли – всё, экологию надо забыть, потому что стране надо развиваться. Но есть вещи довольно сложные. Всегда были скотомогильники – сибирская язва, захоронения животных не всегда были нанесены на карту в старые времена. Эти заболевания были всегда, и особенно мы про вечную мерзлоту переживаем, они там как в холодильнике.
— И если вы строите дорогу и без изысканий втыкаетесь или без экоэкспертизы в захоронение… Я молчу, если это связано с репрессиями, это тоже было, когда строили Надым – Салехард, приходилось обходить эти места, это очень важно, просто закрыть глаза на это нельзя. Потом аукнется и будет стоить кратно дороже.
О нефтянке, образовании геофизика и «солдате системы»
– Какая отрасль, на ваш взгляд, самая опасная сегодня для экологии России?
– Сегодня опасных отраслей не вижу. Я вижу, как они меняются в лучшую сторону. Они сами создают и гордятся. «Газпром», «Газпром нефть», «Новатэк», «Лукойл», «Роснефть» – да любую компанию назвать можно. Они четко понимали политику субъекта. Они строили в соответствии с самыми высокими требованиями, и сегодня они гордятся тем, что сделали. И именно с этой философией я приезжал в РУСАЛ, на норильский митинг. Я говорил: ребята, вам многие производства достались по приватизации, и вы на старых конях едете, не меняя особо иногда не то что лошадей, но и самой телеги колеса не смазывая. Когда-то экология догонит вас.
– Какие законы нужны, чтобы экологию не принесли в жертву импортозамещению?
– Нет такого закона, который мог бы это сделать. Указ президента никто не отменял. Президент сегодня ни разу, несмотря на ситуацию – экономическую и санкционную, – ни разу вопросы экологии не поставил на второй план. Потому что еще раз хочу объяснить: в конце этого пути, экологического пути, здоровье человека. Обратной дороги нет.
– Когда вы переходили в Минприроды, во многих СМИ писали, что вы будете основное внимание уделять недрам, потому что нефтегазовые компании с вами работали и хорошо знают вас. Так ли это на самом деле получилось?
– Конечно, недра важны, но если создать такой пирожок и по сегментам развить, то нефтегаз в этом пирожке занимает не контрольный пакет. Есть компании, которые занимаются золотом. Много компаний, которые занимаются тем, чего я раньше не знал. Для меня этот мир расширился, я много узнал о добыче угля – того, чего нет на Ямале.
– Скажите, образование инженера-геофизика помогало вам в свое время в должности главы нефтегазодобывающего региона, потом в работе министра природных ресурсов, а сегодня в должности председателя комитета Государственной Думы по экологии и охране окружающей среды?
– Мне, когда папа направление давал – у меня отец геофизик, мама, я в среде геофизиков вырос, – я спросил: почему? Не вижу, что вы больших денег зарабатываете. А он мне сказал: потому что даже космонавты изучают геофизику. Он мне все время говорил, что эта такая наука, которая поможет: если ты поймешь, как устроена земля изнутри, то с миром наверху всегда справишься. Это важное образование, разностороннее, там и романтика есть, всё есть.
– Не могу не спросить… О вас всегда говорили и говорят, что вы – «солдат системы», но очень высокого полета. Вы можете это как-то прокомментировать?
– Я не знаю. Солдаты по земле ходят обычно. В облаках не летал никогда. Есть работа, есть команда, есть прекрасный президент. Обалденного лидерства на сегодня, которым гордятся все. Я никогда не агитировал свою семью за него. Но гордость на сегодня за него… У меня внук уже говорить начал, фразы запоминает. Я приехал, он мне – деда, солдаты защищают Родину. Знаете, это всё связано, конечно, с нашим лидером. Когда есть лидер, который ведет, ты себя чувствуешь спокойно, хочешь жить в этой стране, созидать, быть помощником. Солдатом, конечно, а кем еще?
О проектах в ЯНАО, дружбе с Артюховым и прозвище «Капитан Арктика»
– Дмитрий Кобылкин – это строительство «Ямал СПГ», развитие Северного морского пути, очистка острова Белый, экспедиции, строительство автодороги от Нового Уренгоя до Салехарда, начало проекта «Северный широтный ход» и развитие внутреннего туризма. Что вы не успели начать или завершить, будучи губернатором Ямала?
– Если из проектов, то «Северный широтный ход». Над ним Дмитрий Андреевич Артюхов плотно работает, и у меня абсолютная уверенность есть, что проект заработает и по аналогии другие субъекты РФ в своей портовой инфраструктуре будут развивать железнодорожную сеть, тем самым разогревая Севморпуть как зимнюю дорогу, чтобы лед не замерзал и 12 месяцев мы ходили. У нас другого океана нет, вариантов тоже, нас поджимают со всех сторон. Это неизбежный путь. Пять-шесть лет стройка – это же не за год детсад поднять, это сложная стройка. Поэтому чем быстрее начнем, тем раньше поймем, с какими проблемами столкнемся.
Вон Алексей Борисович Миллер строил уникальную дорогу Обская – Бованенково, потому что с моря невозможно было обустроить Бованенковское месторождение. Она была очень непростая. Там такие пролеты, такие мосты уникальные. Ты просто едешь – мост есть, а реки нет. А в это время там весна, паводок, и если мост не сделать, то просто снесет железную дорогу. Нюансов море. В тех широтах мало кто строил, поэтому надо начинать раньше.
– Сегодня на Ямале есть ли реализованные либо в стадии реализации проекты, о которых вы в свое время даже не задумывались?
– Туризм. Дмитрий Андреевич прям навалился на него. Для меня это роскошь была. Я не то, что не мог себе позволить. Сам люблю природу, и Полярный Урал меня покорил, я ходил пешком и ездил на снегоходах.
Для меня , конечно, туристическая составляющая была не то что в зоне недосягаемости, инфраструктура дорогая, и ее сложить тяжело. Но он сложил, он смог, я вижу, что он болеет этой темой и это заработает. А тем более сегодня летать особо некуда, а Ямал на расстоянии вытянутой руки от Москвы, тут два часа, это не на Камчатку, не на Дальний Восток, не в Магадан лететь по 9 часов. Это все рядом.
– Вы первый, кого называли Капитан Арктика. Что это для вас?
– Для меня… ну дали какое-то название, не знаю. Я работал на корабле, я знаю, что такое капитан. Но я солдат. Какой я капитан.
– Что обсуждаете на встречах с Дмитрием Артюховым?
– Много вопросов разных. Мы же больше, чем друзья, с ним. Он мне как родной, я к нему как к младшему брату, он ко мне тоже как к брату относится. Я переживаю, чтобы у него все получилось. Мы договорились, что я всегда буду говорить ему только правду. Он меня спрашивает: Дмитрий Николаевич, ну как вот, что люди говорят? Он задает вопросы иногда такие, что вроде бы хочется промолчать, но я говорю. Я рискую, всегда рискую, но всегда буду говорить правду. Он сам делает выводы, поправляет, потому что губернатором быть очень непросто.
О статусе вынужденного переселенца, расшитых валенках для внука, поэзии и еде
– А теперь о личном. Когда вы были губернатором, часто говорили, что совсем не остается времени на семью. Расскажите, часто ли удается себя полностью посвятить семье, есть ли семейные традиции?
– Ну сейчас традиция у нас на даче собираться. Мы дачу построили, сделали недалеко, под Москвой. Мы уже столько пережили. Начиная с Грозного, все общаги, переезды, квартиры, съемы. Я все время говорю – уникальная жизнь. У меня статус вынужденного переселенца. Я в принципе беженец с войны. Я сейчас был на Донбассе, сердце сжалось. Потому что я это пережил на своей шкуре, я это прошел. Меня Ямал приютил тогда так же, как сейчас ребят с Донбасса.
– Сейчас они находят приют у нас, и я с ними разговаривал, рассказывал, объяснял, что Россия – страна уникальная, огромных возможностей. Мог ли я тогда, простой мальчишка, с одной сумкой дерматиновой, с ветром в кармане и с ребенком на руках, представить, что я мог бы стать губернатором, главой района, или гендиректором, или министром. Конечно, не мог. Поэтому хочется, чтобы верили все. Семья моя верит. Даже мысли нет уезжать из страны ни сейчас, никогда.
– Знаю, на рождение своего внука вы сваляли маленькие валенки. Валяние - это эксперимент или увлечение?
– Не свалял – это слишком высокотехнологичное производство, я до такого еще не дошел. Купил валенки и расшил их. Я детям расшиваю, люблю работать руками – вот одно из направлений. Потом был аукцион, Светлана Медведева, супруга Дмитрия Анатольевича, проводила. Он назывался «Белая роза» – фонд, который помогает мамам, воспитывающим детей с тяжелыми патологиями. Мы выставляли то, что сделали своими руками. Я принес варенье. Думал, внучка будет, сделал для девочки, а родился внук. И валенки как раз для девочки я выставил на аукцион, они были проданы, и деньги пошли в фонд.
– Ни для кого не секрет, что в свободное время вы профессионально занимаетесь боксом и карате. Все знают, что вы любите охоту и рыбалку! Но не все знают, что вы собираете минералы. Говорят, у вас их целая коллекция…
– Вообще, мне как-то отец сказал фразу такую, в том числе почему идти на геофизика, геологией заниматься. Избранным досталось понимать, что такое тот или иной материал, как он формировался. У меня есть коллекция, она не сильно большая, немного оставил на Ямале. Есть камни, которые дают энергию, есть, которые забирают. Есть, на которые любуешься: вот лабрадорит, он вроде простой, а чуть света дал – он чистое северное сияние.
– Какой камень вас заряжает, согревает?
– Простой. Простой камень, обычный. Уличный, галечный. Я все время на него смотрю, как на то, из чего что-то можно сделать.
– Поэзия. Что это для вас? Когда написали первое стихотворение? О чем больше всего нравится писать? Кто и что является музой?
– Первые стихи серьезные, ну, наверное, лет в 16 написал, первая любовь была. Я их не помню, в памяти не откладываю. Некоторые записываю, что-то нахожу. Я из Тарко-Сале в Салехард перевозил коробки, так и не распаковал. Потом при переезде в Тюмень, где я похоронил родителей, где у меня живет внук. У меня такое бывает – приеду, коробку открою и там нахожу написанное в 90-х годах письмо супруге.
– На ваше стихотворение Игорь Корнилов написал и исполнил песню. Пронзительные слова. Расскажите об этом.
– Я бы не о произведении рассказал. Я бы рассказал о том, что Роман Филиппов, который подорвал себя гранатой, летчик наш… там был второй самолет, у которого был командир. Меня поразила эта история, когда парень прикрывал до последнего своего командира. У него пулеметные отверстия были в крыльях, он отбивал уже без возможности чем-либо помочь, потому что не было патронов, своего командира от этих бандитов. Самолетом просто. Летая вокруг, как птица.
– Вы написали стихи о Донбассе, и они тоже в работе у Игоря Корнилова, скоро будет песня. У вас, как у автора, есть пожелание к композитору? Когда пишете стихи, слышите песню?
– Нет, я не понимаю. Я играю на гитаре, знаю, что такое музыка. Ни одного дня не учился, не знаю нотного стана. У меня свои обозначения. Просто творческий класс, мы друг у друга учились. Игорь, конечно, профессиональный музыкант, он видит глубже, больше. Я иногда набрасываю, а он спрашивает, есть ли интересные строчки. Иногда в жизни есть такие вещи… вы слов не найдете, что сказать. Или что сделать. Иногда уместна только поэзия…
– Часто в интервью спрашивают о любимом блюде. Мы знаем, что вам нравится строганина. Но однажды вы сказали, что попробовали мороженую бруснику со сгущенкой и поняли, что это лучший десерт. Его на Ямале до сих пор зовут губернаторским. Во многих ресторанах он есть в меню и значится как «губернаторский десерт». Поделитесь, где вы распробовали этот вкус и чем он так оказался ярок для вас?
– Я был директором по персоналу Пурнефтегазгеологии. Генеральным директором был Острягин Анатолий Иванович. Если не ошибаюсь, семья Музыкантовых была в чуме. Первые они это сделали. Даже не к чаю, мы просто кушали шурпу и поставили они эту миску. И Анатолий Иванович говорит: попробуй. «А-ля Часелька» он ее назвал. Я вообще про кухни хочу вам сказать, я объехал весь мир, и нет такой страны, где была бы такая разнообразная кухня, как в России. Это же культура целая. Представьте, сколько национальностей, у нас же каждая национальность имеет кухню. Которая вошла в обиход. Я приехал как-то в Лондон и попросил, покажите мне кухню – ее нет. Там есть российская, украинская. Там есть все, что угодно, но нет там кухни. Английской кухни не существует. Как и американской. А для меня это один из важных показателей сохранения самобытности культуры. Поэтому чему они нас могут научить?