Доктор биологических наук, профессор Школы системной биологии Университета Джорджа Мейсона (Вирджиния, США) Анча Баранова рассказала «Ленте.ру» об итогах прошедшего года и о том, что нас ждет дальше. Спойлер: кажется, о понятии «коллективный иммунитет» пора забыть.
— Традиционный вопрос — за два года как-то изменились представления о возможностях и способностях коронавируса? Что мы узнали?
Условно, 2020 год был годом выдвижения самых разных гипотез учеными, врачами. А в 2021 году жизнь расставляла точки над i. Были пугалки, прогнозы, которые по максимуму плохо моделировали пандемию. Часть из них оказалась не соответствующей реальности. В частности, этот тот самый пресловутый АЗУИ, к счастью, так и не материализовался (антителозависимое усиление инфекции: вакцинированные, вновь столкнувшиеся с вирусом, рискуют перенести его в более тяжелой форме —прим. «Ленты.ру»). Да, ученые, основываясь на опыте наблюдений за другими коронавирусами, беспокоились о высокой вероятности такого феномена. Однако в случае с SARS-CoV-2 — пуля пролетела мимо, по крайней мере пока.
По поводу вакцин в 2021 году состоялся глубочайший и широчайший научный дискурс. Нам стали понятны сильные и слабые стороны препаратов на основе аденовирусных платформ и мРНК, причем в сравнении.
— И к какому выводу пришли ученые, что в итоге лучше?
Просто у всего есть свои плюсы и минусы. Иммунитет — он как треугольник, у него есть высота и основание. И это все, что определяет его площадь, то есть силу иммунитета. Вы можете сделать очень узкую, высокую фигуру, а можете сделать невысокий, почти плоский треугольник. Но площадь при этом у вроде бы разных треугольников — практически одинаковая.
Можно сказать, что мРНКковые вакцины — это высокие треугольники, размах антительного ответа у них большой. На Moderna и Pfizer антитела выше, чем на «Спутник», AstraZeneca и так далее.
Но при этом у аденовирусных вакцин, поскольку они заходят в организм в оболочке аденовирусного вектора, есть больше возможностей для стимуляции Т-клеточного иммунитета — основание у их треугольников шире
— Помните, в самом начале эпидемии говорили, что курильщики труднее заражаются, лучше переносят инфекцию. Эта гипотеза подтвердилась?
Сейчас согласно накопленным данным исследований от разных коллективов ученых, в одном из них и я сама принимала участие, и статья уже вышла, курильщики действительно чуть меньше заражаются. Речь идет не о разнице в разы, а на небольшие проценты. Но при этом тяжесть болезни у них заметно выше, так что, пожалуйста, не начинайте курить для защиты от коронавируса, это будет контрпродуктивно.
Часто думают, что такая корреляция из-за того, что табак обладает какими-то уникальными полезными особенностями. Во Франции даже было исследование никотиновых патчей как средства терапии ковида. Неудачное. Потому что дело скорее всего не в никотине.
Очень похожий феномен наблюдали для других заболеваний. Например, если взять популяцию афроамериканцев и европейцев и просчитать частоту встречаемости болезней, ассоциированных с метаболическим синдромом, то у первых все гораздо запущенней. Поэтому у нас возникает идея, что у африканцев есть гены предрасположенности, например, к диабету. На самом деле все наоборот — у них есть гены, защищающие от диабета. Но другие факторы — а именно доступ к хорошей еде, доход и так далее — играют не в пользу афроамериканцев и полностью отменяют «хорошие» гены. Дело тут не в генах оказалось. Вот и с курением — дело не в никотине скорее всего.
— Может ли группа крови влиять на то, как организм воспринимает прививки?
Про прививки не скажу, а про то, что группа крови влияет на возможность подхватить вирус, — это да. По поводу вакцинации, возможно, здесь такой же принцип, просто никто не делал такие исследования.
Но что касается самого ковида, то статистически доказано, что люди с первой и третьей группами крови менее подвержены инфицированию и немного легче переносят болезнь. Повторю, немного, то есть чуть-чуть.
У крови людей с разными группами не совсем одинаковый молекулярный состав. И в первой, и в третьей группах есть антитела на антиген А, который имеет небольшое сходство с коронавирусным антигеном. Поэтому когда такой человек встречается с коронавирусом, то его собственные антитела без всякой прививки могут слегка «придавить» вирус, что позволит приглушить симптомы. А если доза вируса при заражении была маленькой, то пациент может и не заболеть.
Но важная правда в том, что вероятность не заболеть или перенести инфекцию легко у обладателей первой и третьей групп крови ниже всего лишь процентов на десять. И это на самом деле ни на что не влияет
Например, известно, что вариант омикрон в самолетах распространяется в два раза эффективнее, чем дельта. В два! А я вам только что дала преимущество в 10 процентов. Разве эта фора повлияет на то, получите вы омикрон или нет? Почти нет. Поэтому — носите маски!
— Правда ли, что с термином «коллективный иммунитет» нам придется распрощаться?
Думаю — да. Вышел пост Алексея Кондрашева — он эволюционный биолог, биоинформатик. Я бы сказала — один из самых сильных эволюционистов в мире. Он отметил, что когда у нас появляются два настолько различающихся штамма вируса, как омикрон и дельта, то здесь уже не идет речи о вытеснении варианта штамма другим. Вместо этого мы видим симпатрическую эволюцию, когда два подвида учатся сосуществовать в одном хозяине — территория вроде бы одна, но привычки разные. И эти критерии их разделяют.
Против омикрона слабее действует дельта-иммунитет. Против дельты слабее действует омикронный иммунитет. Пока это научно не строго доказано. Но похоже, что формируются две устойчивые линии вируса, два штамма, которые будут терзать человечество одновременно, как при лихорадке денге. Эволюционное предположение Кондрашева вполне жизнеспособно, оно базируется не на том, что у него видения темного будущего через хрустальный шарик, а на теории эволюции и на формулах.
— А для человечества чем чревато сосуществование двух видов вируса?
При повсеместном распространении омикрона дельта не исчезнет.
Как только омикрон станет уменьшаться в популяции, на его место сразу начнет выходить дельта. То есть могут образоваться волны в противофазе: дельта, потом омикрон, потом снова дельта, и так далее
Допустим, они будут происходить с частотой раз в год, чтобы иммунитет успел ослабнуть немного. И мы вполне можем прийти к ситуации, что понадобятся две прививки — одна против омикрона, другая — против дельты.
— Люди, переболевшие и дельтой, и омикроном, окажутся в более выигрышном положении, чем другие?
Это неизвестно. У нас уже есть переболевшие дельтой, потом — омикроном и выздоровевшие. Есть понимание, что антитела пациентов, перенесших дельту, все же способны противостоять омикрону, хотя и слабо. Эффективность имеющихся вакцин значительно снижена, но они хоть как-то работают.
А вот что происходит с организмом, столкнувшимся с омикроном, устойчив ли он после этого к дельте, какие типы антител возникают у таких людей — это пока неизвестно
В свое время в Китае, еще на заре эпидемии, появились работы с характеристиками натурального иммунного ответа на уханьский вариант. Это позволило затем создать моноклональные антитела к эпитопам, которые нейтрализовали вирус. Такие же работы появятся и по омикрону, но сейчас еще рано о них говорить. Это реально серьезные экспериментальные исследования с серьезными выводами, там надо проверять и перепроверять. И поэтому, естественно, нам придется подождать. Хотя первые ласточки уже есть — моноклональное антитело сотровимаб как работало, так и работает, ну и еще три-четыре антитела, которые до производства еще не дошли.
— Есть опасность, что кроме омикрона и дельты появятся еще какие-то плохие для человечества мутации?
Вирус эволюционирует под действием двух фундаментальных сил. Одна — это случайное накопление мутаций, мы можем только увеличить скорость этого накопления, но не снизить. И вторая — это селекция, мы можем оказывать давление, чтобы какие-то мутации размножались лучше, чем другие. У вируса нет даже полового отбора (вариант селекции), мы не можем сказать, что одни частицы красивые, поэтому выбирают в пару к себе таких же красивых. Если у млекопитающих есть такой аргумент, то у вируса он исключен. Поэтому процессы, происходящие в популяции, подпадают исключительно под эти две категории.
Самой главной силой здесь является количество доступных сосудов для репликации вирусов и время этой доступности. Чем больше люди болеют, тем больше у нас сосудов. Когда мы применяем для лечения глюкокортикостероиды, вирус остается в организме дольше. Плюс мы подвергаем его селекции с помощью антител, которые сами собой образуются уже ко второй неделе заболевания. Но у нас нет другого выбора, мы не можем людей не лечить. И мы не можем сократить количество сосудов, доступных для репликации вируса.
— Подтвердилось ли предположение о том, что аденовирусные вакцины при ревакцинации уже не будут столь эффективны?
Серединка на половинку. Просто мы видим, что есть довольно немалый процент людей, которые при повторной вакцинации «Спутником», AstraZenecа, «Джонсоном» не получают заметного увеличения уровней антител.
— Откуда это видно? Из так называемых «партизанских» клинических исследований, которые в Telegram самостоятельно проводят биологи и врачи?
Да, из партизанских исследований и не только — люди меряют антитела и между собой сравнивают результаты. У «народных исследований» по сравнению с правильно организованными клиническими испытаниями — огромные проблемы в дизайне. Группы людей там не репрезентативны, например. И тем не менее эти начальные наблюдения являются важным индикатором, они указывают на огромную нужду в нормальном, но затратном исследовании по всем научным стандартам.
Мы должны набрать группы людей, не получивших ответа от бустера, и поискать у них антитела на сам аденовирусный вектор, а также оценить другие параметры их иммунного ответа. Данный фактор обязан быть проанализирован. Это могут сделать производители аденовирусных вакцин — ведь именно у них есть и специфические антитела для определения концентраций вектора, и антиген для создания иммунохимических тестов. Независимым исследователям сделать это будет гораздо сложнее.
— Можно назвать хотя бы примерный процент людей, не получающих эффекта от бустера?
В разных возрастных категориях разные планки. Например, у молодых практически все реакции нормальные, очень мало людей, у которых наблюдается такая картина. Если прикинуть очень грубо, то в группе мужчин старше 50 лет и женщин старше 60 наберется около десяти процентов людей с недостаточным ответом на повторную вакцинацию. Для них лучшим советом было бы сделать бустер вакциной, изготовленной на другой платформе.
— С помощью регулярной ревакцинации мы тренируем иммунитет на какую-то одну инфекцию в угоду другим. А в это время в организме спокойно процветают бактерии и вирусы. Это так?
Это не так устроено. Наш иммунитет как раз и нужен для того, чтобы реагировать на все. Если мы тренируем иммунитет на определенные антигены, то это не значит, что другие страдают. Есть устойчивое заблуждение, что иммунитет не резиновый, но он как раз — резиновый. Вокруг нас постоянно крутятся тысячи вирусов, которые служат невидимым стимулом для организма, чтобы вырабатывать какой-то иммунный ответ.
Когда у человека аллергия, то это не значит, что из-за выработки IgE прекратилась защита от всех вирусов, так как аллерген на себя оттянул весь иммунный ответ. Потому что тогда у нас астматиков и аллергиков при появлении гриппа всех бы выкашивало, да и все. Но такого феномена не наблюдается. Иммунный ответ на вакцину — просто один из многих антигенных ответов, все они реализуются одновременно и составляют «лоскутное одеяло» иммунитета, где никакой кусочек ткани не главный.
Представьте, что иммунитет — это мяч для игры в футбол. И да, конечно, чем больше вы мячом играете, бьете по нему ногой, тем быстрее он изотрется и придет в негодность. Можно положить мяч в шкаф и закрыть стеклянной дверкой. Но мяч — для игры. Зачем вам мяч, который лежит в шкафу? Мы что теперь — не будем жить, что ли? Так нельзя.
— На ваш взгляд, оптимальный срок ревакцинации — какой? Невозможно же каждые два-три месяца ставить прививки.
Вы поймите такую вещь — нет никакого оптимального срока вакцинации. Есть оптимальный срок вакцинации для конкретного человека.
Но медицина общественного здоровья, которая оперирует большими цифрами и экономическими параметрами, трудом медсестер и так далее, несопоставима с индивидуализацией расчета вакцинного действия. Когда-то это делалось в Советском Союзе
Там были все такие расслабленные, никто не гонялся за яхтами, за новыми моделями холодильника, у врачей было время для того, чтобы подбирать схемы иммунизации. В современном мире такого нет, просто не пролезает экономически.
Например, я подбираю себе индивидуальную схему вакцинации. Если бы у меня не было головы, я бы просто пошла и получила сейчас бустер, как рекомендовано системой. Но именно сейчас моя иммунная система в очень плохом состоянии, идет обострение аутоиммунного заболевания. И в то же время я понимаю, что мой уровень антител пока достаточно высок — 700 BAU. Против омикрона этого недостаточно, но хоть что-то. Но я могу ждать, когда обострение пройдет, и я смогу спокойно получить бустер. Для кого-то оптимальным будет сделать ревакцинацию уже через два месяца, для кого-то — через год. Но в среднем этот срок — полгода.
Я вам другой пример приведу. У нас была длительная дискуссия про аспирацию при введении вакцинного препарата. Технологически правильно набрать препарат в шприц, а затем оттянуть поршень и впустить в него кровь. Если кровь вошла (что бывает редко) — попали в сосуд, и укол продолжать нельзя, так как вырастает риск тромбообразования. Потребуется начать все с начала. Но если медсестру попросить выполнять эти лишние действия, то это, во-первых, замедлит процесс. А во-вторых, в одном из 50 случаев приведет к тому, что ей придется выкинуть шприц вместе с вакциной и взять новый. И наверняка кучу бумажек заполнить по списанию дозы в утиль. То есть это уже экономически не пролезает.
Сейчас врачи из Гонконга высказали очень умную идею — у вас там миокардиты из-за Moderna и Pfizer у некоторых молодых мужчин возникают? А вы колите вакцину не в руку, а в бедро, да и все.
— Потому что нога дальше от сердца находится?
Да, это реально поможет! Простота и красота. Более того, мышца на ноге гораздо крупнее той, что в плече. Не будет разницы, что у кого-то плечо жирное, у другого — накаченное. Но медсестра в вакцинном пункте стоит как на конвейере. И представьте себе в этом конвейере лишнюю минуту на то, что человек снимает штаны. Этого системе не нужно.
— Вернемся к «сосудам для репликации вируса» — людям. Допустим, все они вакцинировались, новых сосудов как бы нет. Но вирус ведь не исчезнет? Значит он будет вынужден приспособиться к новым условиям?
Когда у нас лошади убежали с конюшни, то можно закрывать двери сколько хочешь — это никак не вернет лошадей. Почти с самого начала эпидемии стало понятно, что SARS-CoV-2 заражаются обезьяны в зоопарках. Потом были подтверждены случаи обнаружения вируса у диких обезьян в Африке. Затем стало известно, что довольно тяжело болеют ковидом кошачьи. Затем стало известно, что болеют бегемоты. Создаются природные изоляты вируса. В случае бегемотов, которые специально распределяют свой кал по воде, коронавирус распространяется и среди животных, которые приходят на водопой.
В новом штамме омикрон самое ужасное вовсе не то, что он уходит от антител на другие штаммы. Этот вариант коронавируса приспособился к рецепторам мыши.
То есть теперь человек может заражать мышей. И наоборот. А это на самом деле плохая новость. При наличии природных резервуаров нельзя говорить о том, что, когда мы всех провакцинируем, вирус исчезнет
От тех же мышиных популяций невозможно закрыться. Мы же не можем начать экологическую войну: всех млекопитающих истребим и останемся на планете одни. Человечество так сделать не может.
— Значит завтра мы можем узнать про новый ужасный штамм, и ученые нам предложат делать три прививки от разных вариантов. Неужели этот круговорот нельзя как-то остановить?
То, что природные резервуары создаются, — это нехорошо. Их нужно мониторить, смотреть, какие мутации в млекопитающих происходят, теряет ли вирус свои способности связываться с человеческими рецепторами. Если теряет — возможно, все не так и плохо.
Прогнозировать мутации можно легко — мы уже с вами в одном из интервью про это говорили. Сажаем, отправляем вирус в пробирку и делаем эксперименты по усилению его функций. То есть стимулируем искусственную эволюцию вируса для увеличения его инфекционности, а потом смотрим, каким именно способом вирус смог «улучшить» свои качества. Таким образом можно найти потенциально опасные варианты и потом отслеживать их в популяциях человека и животных.
Но сложилось мнение, что в свое время из-за подобных манипуляций SARS-CoV-2 когда-то вырвался из пробирки. Поэтому сейчас проводить подобные опыты все боятся. Хотя это единственный способ забежать вперед.
— Если не идет речь о коллективном иммунитете, кроме того — вакцинированные тоже заболевают, для чего тогда ковид-сертификаты и ограничения для непривитых?
Снижение доли невакцинированных в популяции приводит к тому, что люди меньше болеют коронавирусом, и все другие заболевания лучше обслуживаются. Недавно, например, вышли данные по [штату] Нью-Джерси. Дополнительная смертность составляет 20 процентов от коронавирусной смертности. Вроде бы не очень много. Но в США на сегодняшний день погибло от ковида 840 тысяч человек, это значит, что еще примерно 170 тысяч умерли во время коронавирусной эпидемии, но не от коронавируса.
Это связано с тем, что система здравоохранения не смогла им помочь так же хорошо, как в обычное, допандемийное время. А если бы все были вакцинированы от коронавируса, нагрузка на больницы была бы стандартная, эти люди остались бы живы. Среди них те, кого не взяли в госпиталь с инфарктом; это те, кто боясь размаха эпидемии, не поехали к врачу с гипертоническим кризом, с диабетическим кризом, который перешел в кому...
— То есть вакцинация — это больше административная мера?
Как бы — да. Но медицински она также сохраняет свою значимость, потому что у вакцинированных людей тяжесть заболевания снижена, шансов умереть у них меньше. Постковидных проблем также меньше. То есть вакцинация — это реально забота о здоровье людей. Прививки не бесполезны. У нас разница по госпитализации между привитыми и непривитыми составляет 20 раз. Разве это не достаточный аргумент?
Сейчас вышел препринт (предварительный вариант научной публикации —прим. «Ленты.ру») ученых из Национальных институтов здравоохранения (NIH) США, который окончательно ставит точку в вопросе того, остается ли вирус в организме после выздоровления. Если у нас ПЦР негативный, вирус не выделяется в носоглотке, то считается, что его нет. Ученые провели вскрытие людей, перенесших задокументированную инфекцию, а потом погибших по тем или иным причинам уже через значительное время после того, как были официально признаны выздоровевшими. У них анализировали различные ткани тела, в том числе мозг. По условиям протокола трупы должны были быть исследованы в течение 24 часов после гибели. Это важно, так как при более позднем сроке молекулы могут деградировать, и картина изменится.
Высокочувствительный ПЦР-тест показал, что вирусные субгеномные РНК присутствуют в разных тканях и органах, в том числе в разных отделах мозга. Это значит, что вирус в этих тканях размножался недавно. Это наблюдалось даже у людей, перенесших ковид довольно мягко. «Живой» вирус, способный к заражению клеток в культуре, выделить из некоторых тканей тоже удалось. Поэтому очень важно к коронавирусу относиться серьезно. А не так, что «ой, придет омикрон, живая вакцина, мы по два раза чихнем, кашлянем, и ничего страшного». Тем более что пока уверенных подтверждений, что омикрон не вызывает тяжелых последствий, у нас нет.
Еще раз подтверждается важность стратегии уклонения от коронавируса. Особенно сейчас, когда доказано, что имеющиеся сегодня вакцины против омикрона менее эффективны. Нужно, чтобы у вас был полный иммунный статус, полная вакцинация. А во-вторых — не забывайте про маски и социальную дистанцию
— У многих сейчас упаднические настроения. Может, на самом деле пришла пора признать, что человечество проиграло вирусу?
Мне кажется, что это совершенно неприемлемо. Я в ответ на такие вопросы обычно говорю: «Ребята, книгу "Три мушкетера" читали? Вы что? Гвардейцы кардинала напали на д’Артаньяна — он шпагу бросил, и они его закололи? И на третьей главе все закончилось, что ли? Вы же знаете, что книжка длинная. Там в конце Атос, Портос и Арамис пришли ему на помощь, все хорошо».
Самый лучший подарок, который нам может сделать Дед Мороз на этот год, — положить в мешок и унести все подарки, оставленные двумя предыдущими Дедами Морозами
Конечно, я хочу, чтобы пандемия закончилась. Но постэффекты пандемии, даже если исчезнут и омикрон, и дельта, с нами останутся. Нам нужно как-то с ними жить и бороться. И даже если какое-то повреждение произошло, нанесенное нам лично или на уровне страны, всего человечества или отдельного индивида, нужно работать над тем, чтобы откатить это назад. Такова жизнь — надо трудиться, потихоньку катить этот шар назад, и все будет хорошо.