Глава Минприроды — РБК: «Нас обманывают компании с мировым именем»
«Скрывать пожары бессмысленно»
— В июне вы написали письмо в Генпрокуратуру с просьбой принять меры в отношении властей Иркутской области и Якутии, которые занижали данные о лесных пожарах. Как быстро удалось исправить ситуацию?
— Оба региона разобрались с цифрами. Были приняты в том числе и кадровые решения. Мы [и дальше] будем здесь действовать жестко. Ведь самое главное — безопасность и здоровье людей, находящихся в населенных пунктах, рядом с которыми происходят пожары.
Скрывать пожары бессмысленно. Современные системы космического мониторинга, которые мы используем, могут выявлять расхождения с точностью до 30%. Затем эти данные проверяются по снимкам высокого разрешения, где расхождение не более 7%. От точности данных зависит, сколько сил нужно [для тушения пожаров].
— Как оцениваете действия региональных и федеральных властей по решению проблем с пожарами, особенно в Якутии?
— В Якутии в этом году была очень сложная климатическая ситуация. С экстремальными погодными условиями лесные пожары принимают характер стихийного бедствия. В самый пик жары в Якутии дождей просто не было при месячной норме 37 мм осадков, зато были сухие грозы. Площадь, пройденная огнем, составила на конец лета 7 млн га. Это не значит, что все горело одновременно, такова общая площадь за все время. Cильные ветры усугубляли обстановку, что в том числе повлияло и на соседние регионы. Циклон, который шел из Японии и Приморья, захватил Амурскую область, а до Якутии так и не дошел.
В самое тяжелое время для тушения пожаров в Якутии мы привлекли из разных источников группировку из 5 тыс. человек и больше 700 единиц техники, в том числе воздушные суда. Спасибо большое нашим коллегам из Минобороны и МЧС. Работали 764 федеральных пожарных и [специалистов с] авиабаз из 15 регионов страны.
С помощью взрывного метода специалисты лесоохраны ликвидировали 16 крупных лесных пожаров на площади больше 513 тыс. га, а при помощи самолета Ан-26 «Циклон» вызывали [искусственные] осадки. За счет всего этого в Якутии на 31 августа потушили в 33 раза больше площадей, чем за весь прошлый год, — около 739 пожаров на площади более 3 млн га (спасатели тушат не все пожары, остаются «зоны контроля», за которыми они только наблюдают. — РБК). В 2020 году было потушено 454 пожара на площади около 100 тыс. га.
— Помимо погодных условий что еще стало причиной пожаров и как не допустить повторения этого в следующем году?
— Основная причина лесных пожаров — человек. По состоянию на 31 августа в целом по России на всех категориях земель, не только лесного фонда, 67% лесных пожаров произошло в результате антропогенного воздействия. К тому же ученые считают, что нам вряд ли удастся избежать таких засушливых сезонов из-за глобальных изменений климата, чрезвычайные ситуации никуда не денутся. К ним надо заранее готовиться. Мы создаем группировку «Север» [для предотвращения пожаров]. Сейчас идет контрактация вертолетов, которые приступят к работе с 2022 года. Набираются десантники, они будут помогать тушить пожары в северной части страны, в том числе в Якутии.
Сегодня федеральная «Авиалесоохрана» — это 560 человек. За последние десять лет многие пункты авиапатрулирования были ликвидированы, а оставшиеся — недоукомплектованы и недофинансированы. Мы понимаем, что их надо расширять.
[Премьер-министр] Михаил Владимирович Мишустин, проводя совещание, связанное с пожарами и паводками, очень внимательно отнесся к нашему докладу и дал поручение добавить денежные средства на пожаротушение. Об увеличении финансирования неоднократно говорил и [президент] Владимир Путин.
Основываясь на требованиях сегодняшнего времени, мы предложили увеличить субвенции на 8 млрд руб. — с 6 млрд до 14 млрд руб. [в год]. Эта сумма должна попасть в бюджет, который планируется на три года, и стать базой будущих периодов. Из 8 млрд руб. непосредственно на тушение лесных пожаров пойдет 2,9 млрд руб. Еще 1,4 млрд руб. — на увеличение нормативной численности лесных пожарных на 1,4 тыс. человек: с 3 тыс. до 4,4 тыс., 700 млн руб. — на обеспечение роста наземного патрулирования (в два раза, до 927 тыс. км) и 3,2 млрд руб. — на кратный рост авиационного патрулирования (с 25,9 тыс. до 73 тыс. авиачасов). Но здесь мы еще спорим, потому что стоимость летного часа можно считать по-разному: мы видели, как в одном из регионов в эту стоимость включили содержание аэропорта и всего на свете. Это мы, конечно, исключили [из субвенции].
Но это только часть работы. По поручению премьера мы вместе с коллегами из МЧС, Минюста и других ведомств анализируем нормативно-правовые акты, которые распространяются на деятельность в режиме пожаротушения и подготовки [к пожароопасному сезону], и готовим конкретные предложения по изменению законодательства. При увеличенных финансовых возможностях и мобилизации эта работа должна быть более эффективной и рациональной.
«Обязательно нужно принять закон о мерзлоте»
— Каково влияние глобального потепления на экономику в целом? Как снизить ущерб от деградации вечной мерзлоты, который оценивается примерно в 5 трлн руб. к 2050 году?
— Раньше мы были уверены, что вечная мерзлота будет всегда, но она перестает существовать. Соответственно, нам придется заниматься инфраструктурой — строить и модернизировать ее с учетом изменений мерзлоты.
Нужно понять, как предотвратить эту деградацию. Мы впервые создаем комплексную государственную систему мониторинга, она будет базироваться на наблюдательной сети Росгидромета. На ее основе ученые будут прогнозировать последствия и учиться предотвращать аварии — такие как, например, известная авария в Норильске. В осеннюю сессию [Госдумы] обязательно нужно принять закон о мерзлоте, который даст полномочия Росгидромету этим заниматься.
За три года нам необходимо сделать сеть из 140 станций. По сути, это скважины до 30 м [глубиной] с определенными датчиками, установленными на разных глубинах. Это отечественные приборы, их производят такие компании, как «Эталон» в Омске, «МГУ Геофизика» в Москве, которые вполне могут справиться с этой задачей.
Мы предложим нашим коллегам из Минфина предусмотреть в бюджете затраты на создание этой сети с января 2022 года. Оно обойдется где-то в 1,7 млрд руб. на три года. Это невеликие деньги для такого мониторинга и для предотвращения последствий, которые могут ожидаться из-за таяния мерзлоты. Недавно я был в командировке в Норильске. Частные компании («Норникель». — РБК) готовы с нами параллельно делать эту работу, потому что они также обеспокоены последствиями, которые будут в тысячи раз дороже, чем эти меры.
— После аварии на ТЭЦ-3 «Норникеля» в мае прошлого года Минприроды проводило проверку нефтегазовых и нефтехимических предприятий в арктической зоне. К каким результатам вы пришли?
— Мы проверили 22 компании, еще пять предприятий будут проверены до конца октября. Выявлено 2971 нарушение требований природоохранного законодательства. К сожалению, физически невозможно проверить сразу все предприятия, но мы применяем риск-ориентированный подход. Росприроднадзор приходит туда, где просто игнорируются вопросы экологической безопасности. Мы хотели бы, чтобы компании сами шли навстречу и работали с надзорными органами на опережение.
— Глава Росприроднадзора Светлана Радионова недавно заявила о «фейках» в отчетах по ESG у большинства крупнейших российских компаний. Согласны ли вы с этой оценкой?
— Я не хочу комментировать чужие высказывания. В 2017 году была утверждена концепция развития публичной нефинансовой отчетности, а также план мероприятий по ее реализации, но до сих пор предоставление такой отчетности добровольное. Однако Министерство экономического развития сейчас развивает это направление, в том числе готовит законопроект о публичной нефинансовой отчетности. Мне кажется, это полностью изменит подходы к работе с такой информацией.
К тому же в нашей стране только формируется законодательство, регулирующее выбросы парниковых газов. В июле был принят закон об ограничении таких выбросов. Он предусматривает, что компании должны ежегодно предоставлять отчеты о выбросах в уполномоченный федеральный орган исполнительной власти.
«Ставим цель к 2030 году открыть более 500 месторождений»
— Вы недавно заявили, что со следующего года увеличится финансирование геологических мероприятий. Сейчас в госпрограмме «Воспроизводство и использование природных ресурсов» заложено 11 млрд руб. до 2024 года. Насколько вырастет финансирование?
— Из 11 млрд руб. далеко не все идет на геологические мероприятия. Часть средств направляется на содержание наших подведомственных институтов, которые занимаются научными исследованиями.
Мы ставим себе цель за три года открыть более 150 перспективных площадей для лицензирования твердых полезных ископаемых и более 50 — по углеводородам. К 2030 году — 300 месторождений твердых полезных ископаемых и более 200 углеводородных. У нас был доклад по этому вопросу в правительстве, и премьер его поддержал. На три года выделено дополнительно еще 15 млрд руб. именно на геологоразведку — не только твердых полезных ископаемых и углеводородов, но в том числе и скважин для водоснабжения, потому что у нас есть территории (например, Крым), которые испытывают проблему с нехваткой воды.
— Сейчас месторождения оцениваются по ресурсам, а не по запасам, которые недоизучены. Вы будете предлагать правительству изменить этот принцип, чтобы увеличить доходы бюджета?
— Запасы всегда дороже. Это не значит, что государство должно полностью вкладываться в то, чтобы ресурсы стали запасами. Но если мы видим определенный уровень изученности месторождений и понимаем, что их надо доработать и тогда это принесет государству в разы больше пользы, то, конечно, нужно вкладываться в разведку.
Такая форма геологоразведки очень затратная, и не всегда подтверждаются запасы. Бизнес предлагает заняться этим за свои деньги. Это разумное предложение. Но нам нужно его оценить и пройти несколько развилок. Если допустить частные компании к региональным работам по изучению недр, государство не будет знать, что там произошло, и не будет получать [комплексную] геологическую информацию. Сейчас мы этим занимаемся с бизнесом и будем предлагать руководителям страны свои решения [по условиям участия бизнеса в геологоразведке].
— Насколько могут вырасти доходы государства, в случае если проводить больше геологоразведочных работ?
— Доходы государства формируются на разных уровнях. Первое — это продажа права на аукционе. Полученные деньги, наверное, не могут окупить все затраты по геологоразведке. Но мы понимаем, что когда компания выигрывает лицензию, то при соблюдении лицензионного соглашения появляются новые мощности и новые рабочие места. В этом случае мы применяем следующие мультипликаторы: на 1 руб. средств, вложенных в геологию твердых полезных ископаемых, получаем 195 руб. [в том числе в виде налогов] и 325 руб. от углеводородов.
Сегодня у нас заявок от компаний, готовых заниматься геологоразведкой, больше, чем возможностей предоставлять такие участки. На государстве также лежит важная ответственность — чтобы при извлечении запасов происходило их восполнение, иначе очень проблематично будет что-то оставить нашим детям.
— Минприроды занялось проверкой уже выданных лицензий на добычу твердых полезных ископаемых, начав с Дальнего Востока и Арктики. Каковы предварительные итоги проверок?
— Мы начали с Арктики и Дальнего Востока, проверили больше 6,5 тыс. лицензий, из которых более чем по 1,1 тыс. выявлены различные нарушения. Большая часть нарушений приходится на лицензии, выданные на недра, содержащие золото.
По всей России мы проверили 9536 лицензий на твердые полезные ископаемые, нарушения выявлены по 1525 лицензиям. В основном это лицензии, выданные на добычу благородных металлов и угля. Из общего количества нарушений уведомления выданы в отношении 1372 лицензий, в том числе 1038 на Дальнем Востоке. Сейчас решаем [вопросы по] настройке критериев мониторинга лицензий на углеводородное сырье и сразу же начнем проверку.
В некоторых случаях законодательством предусмотрена возможность исправить нарушения в течение трех или шести месяцев, в других случаях это не работает [и лицензия отзывается]. Коллеги из Роснедр сделали продукт, который смог по ключевым датам лицензионных соглашений автоматически проверить выполнение их условий — без выезда на место.
«Нужна цифровизация геологической информации более чем за 300 лет»
— В Минприроды заявляли, что планируют оцифровать все выданные лицензии. Сколько времени и денег на это уйдет и что это даст правительству?
— Требуется цифровизация всего объема геологической информации, накопленной более чем за 300 лет. Мы запланировали работу по оцифровке геоинформации. Сейчас у нас оцифровано только около 12%. Мы планируем за ближайшие три года перевести в «цифру» 40%, а к 2030 году — все геоданные. Получается big data. Это нужно нашей стране, потому что это данные, накопленные за столетия. Сейчас они хранятся в картонных коробках в институтах и их филиалах, но люди уходят, и просто не найдешь потом эти данные.
Например, на Камчатке газ нужен срочно, чтобы перевести на него все котельные. Мы знаем, что в 1970-х годах там были исследования, но в 1990-е годы многих специалистов сократили, и теперь попробуй найди результаты этих работ. Приходится нанимать организации для геологоразведки и делать двойную работу.
Все, что связано с недрами и оформлением лицензий, — это как получить номера в ГАИ. До сих пор это было зоной чиновничьих уделов, и всем казалось, что можно по-разному «договориться». Но от этого понятия надо уйти к жестким стандартам и требованиям, чтобы все нарушения были видны. Это богатства государства, которые должны быть монетизированы по максимуму, насколько возможно. Этого можно достичь только в том случае, если все процедуры будут прозрачны и понятны и не будет серой зоны. Мы хотели бы предусмотреть внедрение удобных цифровых сервисов для всех ведомственных услуг — лицензирования, экспертиз, согласований и справок, которые можно получать в электронной форме.
Сейчас на эти процессы (оформление лицензий, экспертизы и выдачу справок) мы тратим больше 270 дней для каждого объекта. Но благодаря цифровизации сроки можно уменьшить до 127 дней. Мы начнем эту работу с 1 января 2022 года благодаря изменениям в закон «О недрах», которые были внесены весной этого года. Кроме этого, в 2023 году планируем перейти к оказанию государственных услуг в сфере недропользования в электронном виде. Сейчас для этого разрабатывается программное обеспечение. Это означает минимизацию технических ошибок (из-за них возникает много проблем при оформлении документов), автоматизированную обработку данных об условиях лицензии, сокращение сроков осуществления административных процедур.
— Во сколько может обойтись такая оцифровка до 2030 года?
— Мы сейчас занимаемся с Минцифры расчетами. Самое главное, что это принципиально надо делать.
— Вы говорили про изношенность оборудования «Росгеологии» на 90%. Во сколько обойдется его замена и из каких источников это будет финансироваться?
— Коллектив «Росгеологии» сегодня переживает сложное время. Там трудятся 15 тыс. человек, и они искренне стараются. Михаил Мишустин принял решение о том, чтобы выделить 15 млрд руб. на три года на поддержку «Росгеологии». Это большие деньги, но на них мы все не обновим. Мы хотим направить их туда, где планируем финансирование новых работ по геологоразведке. Когда мы покажем результаты [геологоразведочных работ], нас с радостью примут наши коллеги в Минфине. Тогда мы попросим еще денег [на геологоразведку], потому что это приносит доходы стране.
— Когда будет определен новый глава Роснедр? И как вы относитесь к предложению по объединению Роснедр с «Росгеологией»?
— Эти вопросы я не буду комментировать. Всему свое время.
«Не надо сажать нас в машину времени и отправлять обратно»
— С 2022 года запускается реформа расширенной ответственности производителя (РОП), в рамках которой до сих пор удавалось собирать с производителей товаров и упаковки только 4 млрд руб. в год на утилизацию. Насколько можно увеличить экосборы и какие приоритеты будут при расходовании этих средств?
— Владимир Путин поставил задачу к 2030 году снизить захоронение отходов на 50%, при этом все отходы должны сортироваться на 100%. Кто генерирует отходы? Производители товаров — они произвели, упаковали, продали, люди потребили, и что-то [из этого] переросло в отходы. Мы должны понимать и видеть историю этих товаров до того момента, как они пройдут сортировку, утилизацию и другие процессы. То есть нам нужен контроль этой линии, потому что по отчетам некоторых компаний с мировым именем мы видим, как они нас обманывают, не стыдясь.
Для того чтобы появились мощности по утилизации использованных товаров и упаковки, наверное, неправильно лезть за деньгами в карман наших граждан. Мы с 2013 года ведем эти разговоры и ждем, когда производители сами начнут создавать мощности по утилизации. Если они этого не сделают, то пусть платят экосбор, а государство на эти деньги построит мощности. Мы ощущаем на себе разное давление, в том числе с использованием медиа. Но это стратегия, она должна реализовываться.
– То есть вы не поддерживаете предложение Минэкономразвития по переносу реформы РОП на два года вперед?
— РОП — это тема не сегодняшнего дня, она очень давно развивается. Не надо каждый раз сажать нас в машину времени и отправлять обратно. Тем более концепция реформы была принята правительством еще в прошлом году.
У меня было больше 20 встреч с бизнесом по этому поводу, зачастую с представителями различных ассоциаций. Если бы многие собственники появились сами, они бы немножко по-другому посмотрели на ситуацию.
Сейчас ключевое — это вопрос учета товаров: если их нет в реестре [товаров и продукции в упаковке], как они дальше появляются на полках магазинов? Именно производители должны спрашивать с поставщиков, чтобы они вносили упаковку в этот реестр. Аналогичная ситуация по НДС — производитель несет ответственность за то, с кем работает.
— Бизнес-ассоциации выступают против 100-процентного норматива по утилизации упаковки, указывая, что это недостижимая цель и, по сути, является дополнительной фискальной нагрузкой.
— Если не ставить задачу переработки 100% упаковки, то у вас никогда это не получится. У нас почему-то компании хотят только деньги зарабатывать, а как возникает ответственность — это государство, которое для всех становится неким врагом. Если ты зарабатываешь, то подумай о стране и установленных тут правилах. Компании должны учитывать утилизацию в своих инвестиционных программах, а не заниматься вечной дискуссией [о нормативах утилизации].