«И через год норильская земля плачет дизельными слезами»

Расчет нанесенного ущерба экологии от разлива нефти в Коми будет готов через три недели. После аварии была остановлена добыча из 17 скважин «Лукойла», сейчас из места прорыва утечки нет, но еще может быть нефтеотдача из земли. Что касается прошлогодней аварии в Норильске, то земля там до сих пор выделяет нефтепродукты, хотя с момента ЧП прошел ровно год — этот крупнейший разлив нефтепродуктов в истории российской Арктики произошел 29 мая 2020-го. В целом проверка предприятий Арктической зоны показала, что нарушения есть практически у всех компаний, возбуждено уже 402 административных дела. Об этом «Известиям» рассказала глава Росприроднадзора Светлана Радионова. А также о том, почему в России буксует мусорная реформа, как площадь объектов размещения твердых отходов достигла размеров Греции и какой пластик должен быть вообще запрещен для использования.

Добраться до Колвы

— Как вы оцениваете действия компании «Лукойл-Коми» после аварии, в результате которой нефтепродукты попали в реки? Какой вред нанесен экологии?

— Земля снова умылась нефтью. Как это ни печально. В Коми произошло истечение нефтесодержащей жидкости, процент содержания нефти в ней определит экспертиза, которая на сегодняшний день не закончена. Всего в этом переходе, согласно расчетным данным, порядка 260 т нефтепродуктов, из них попало в окружающую среду 100, может быть, 110 — то есть примерно полтора вагона. В отличие от Норильска, где четко понятно, сколько нефтепродуктов было в поврежденном резервуаре, на подобных трубопроводах нет узла учета. Часть жидкости осталась в нефтепроводе, часть ушла в окружающую среду. Место аварии находится примерно в 200 м от водного объекта, нефтепродукты из земли попали в воду — произошло вторичное загрязнение. Пятно движется, оседает на берегах, потому что спадает паводок. Компания занимается устранением последствий утечки. Достаточны эти работы или нет, мы увидим уже в ближайшую неделю.

Сумму ущерба я не скажу, пока мы ее не просчитали. Она должна быть четко подтверждена выводами, которые сделают специалисты Центра лабораторного анализа и технических измерений, работающие сейчас на месте. Ситуация осложняется тем, что не так просто к этому объекту подойти. Мы как служба не обладаем ни болотоходами, ни судами, ни моторными лодками. Добираемся туда силами и средствами региона, компании, МЧС, всеми доступными способами. В первые несколько дней не смогли попасть на место загрязнения с помощью вертолетов, потому что почва не позволяет — мягкие грунты, невозможно было приземлиться. Облеты сверху — вещь хорошая, но боюсь, что в судебных заседаниях и в доказательной базе они будут неприменимы, как показал громкий «норильский процесс». Всё, что мы смогли доказать результатами отбора проб в Норильске, суд принял во внимание. Там, где у нас были сомнения или у суда возникли сомнения в качестве отбора проб, эту сумму вычли из общего количества иска. Мы потеряли чуть-чуть меньше 1,5 млрд рублей.

К материалам, собранным местными жителями, мы тоже обращаемся, но я могу оперировать только подтвержденными лабораторными данными. Расчет будет готов, я думаю, недели через три.

— От компании есть какие-то встречные шаги?

— Они достаточно активно себя ведут, не прячутся. Может быть, дают дозированную информацию. Это обычное поведение всех и вся. Есть классификация Ростехнадзора, по которой событие расценивают как инцидент или аварию. Все пытаются остаться «инцидентом», чтобы не было расследования. Конечно же, нарушение целостности трубопровода — это авария. Сейчас мы не видим со стороны компании противодействия, но она должна убрать за собой. Заплатил и ничего делать не буду — такой вариант не пройдет ни у кого.

Светлана Радионова

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына

— Обследуете ли вы воду Печоры и других рек?

— Мы идем последовательно. Пока работаем на реке, в которую непосредственно попало загрязнение. Дальше пойдем исходя из сигналов, которые получим. Но абсолютно точно могу сказать, мы обследуем каждый метр. И не уйдем, пока не соберем все необходимые материалы. И дальше последовательно будем идти по пути «нарушитель платит».

— Местные жители подозревают, что утечка нефтепродуктов продолжается.

— Компания не самоубийца. Абсолютно точно сейчас из этого места ничего не течет, там остановлена добыча из 17 скважин, «Лукойл» сам себя наказал. Нефтеотдача может быть из земли. Что подтекает из самой трубы, я очень сильно сомневаюсь. Мы не пропустим ни одного нарушения, но придумывать их там, где их нет, тоже, естественно, не будем. За всё, что «Лукойл» сделал, он заплатит.

Уроки Норильска

— Вы собирались провести комплексную проверку нефтяных и других компаний, работающих в Арктической зоне. Провели?

— Арктика как хрустальная ваза. Ее нужно беречь. Неловкое прикосновение, и эту экосистему уже не восстановить. Здесь любая деятельность промышленников нами рассматривается, как под лупой.

Проверки идут с осени прошлого года, мы публикуем все данные и отчеты. Они говорят о том, что практически всем компаниям необходимо заниматься инвентаризацией собственных объектов. Нет ни одной проверки, где не было бы выявлено нарушений. С осени прошлого года возбуждено 402 административных дела, общая сумма штрафов — 17,5 млн. Это не так много, но штрафы у нас копеечные.

— Сколько еще предприятий планируется проверить?

— До конца года точно будем проверять, это не одномоментная история. С июля нам станет тяжелее работать, потому что поменяются принципы проверок, их срок сократится до 10 дней, а до многих объектов только добираться надо несколько дней.

Ликвидация разлива нефтесодержащей жидкости, которая попала в реку Колву, в Усинске, Республика Коми

Фото: ТАСС/пресс-служба главы Республики Коми

— Почему аварии случаются одна за другой?

— Крупные аварии всё-таки бывают не так часто. Норильск — беспрецедентная история и по разливу, и по объему взысканных денежных средств. Если раньше мы за год не взыскивали и 500 млн, то в 2021 году у нас уже два отыгранных суда на суммы 3 млрд и 1,5 млрд. Экология выходит на передний план. Об этом говорит и президент.

— Когда подобные ЧП станут крайне редкими?

— Нарушать не будут тогда, когда это станет невыгодно. Я сейчас и о суммах штрафа, и о репутационных потерях. Когда неотвратимость наказания в виде финансового разбора полетов, репутационные риски станут более значимыми, чем необходимость заработать сиюминутную копейку. Мы изменим ситуацию ровно тогда, когда поймем, что нетерпимость к экологическим нарушениям в обществе крайне высока. Нельзя ударить животное, нельзя вывезти в лес машину мусора, нельзя эксплуатировать ржавый трубопровод. Всё это должно быть в одной линейке.

— Победа в суде с «Норникелем» самая крупная?

— Победа над «Норникелем» была для нас делом чести. Ведь мало кто верил, что мы выиграем. Давайте честно в этом признаемся. Сколько мне писали в соцсетях. Сколько люди говорили об этом на встречах. Тем не менее это самый крупный фискальный платеж в стране за всю, мне кажется, историю. Нарушитель платит — наша позиция. Она была такой до «Норникеля», будет и после него. Компании начали понимать, что даже самым крупным, первым в списках прибыльных, придется платить за нарушения. Если для «Норильского никеля» эта сумма некритична в плане выживания, то многие компании она может похоронить. Таким образом, быть экологичным просто выгодно.

— Что сейчас на месте разлива в Норильске?

— И через год норильская земля плачет дизельными слезами. После таяния снега начались нефтепроявления на рекультивируемых участках земель, откуда вывозился грунт. Почему мы применили к «Норникелю» максимальный коэффициент, хотя компания уверяла, что приняла все меры и остановила попадание загрязнителей в водные объекты? Сегодня природа доказывает, что мы были правы, потому что земля отдает нефтепродукты частями. Там нет сейчас какого-то катастрофического загрязнения, к тому же поставлены четыре линии боновых заграждений, рассыпают сорбент. Недели через три, когда совсем сойдет снег, начнут перевозить грунт с тех площадок, на которых он складировался. Он должен быть рекультивирован, нефтепродукты из него не испарятся под жарким норильским небом, как нам пытались доказать в суде. Рассчитываем, что в этом году грунт вывезут.

Ликвидация последствий разлива топлива на ТЭЦ-3 в Норильске, июнь 2020 года

Фото: ТАСС/МЧС России

— Когда реально восстановить пострадавшие территории?

— Сама природа будет восстанавливаться не один год. Рекультивация земли займет теплый период этого года и, может быть, часть следующего. Там еще снег лежит на некоторых объектах, где размещен загрязненный грунт. Сейчас он сойдет, и к концу июня примерно поймем график работ, проводимых компанией.

— А что с рекой?

— Мы не видим серьезного загрязнения именно с той нефтеотдачи, которая сейчас происходит, ее улавливают боны.

Вилка-убийца

— Недавно вице-премьер Виктория Абрамченко заявила, что 90% мусора по-прежнему оседает на полигонах. Примерно столько же называли и до мусорной реформы. Что это значит?

— Что мощностей не хватает. Что мусорная реформа не достигла эффекта. Объекты ТКО в России занимают 384 тыс. га — это площадь, как четыре Гонконга или полтора Люксембурга. А если говорить про все твердые отходы — примерно территория Греции. Это катастрофа.

У нас нет нормальных сортировочных мощностей. Я хорошую сортировку фактически не видела, хотя езжу по стране очень много. Как правило, она везде ручная — это самый дешевый и примитивный вид обработки, который не позволяет извлекать больше 10%, а зачастую всего 2–4% полезных фракций. В некоторых сортировочных пунктах даже магнита нет для подбора железа. Конечно, проблему не решить без комплексных мер. Реформу раскачиваем, я надеюсь, что ППК (ППК РЭО, «Российский экологический оператор». — «Известия») займется этим более основательно.

— Она уже идет почти три года. Вы видите результат?

— Мы его и не ждали в ближайшие два года. Вопрос не в этом. Я считаю, что мелкий пластик должен быть запрещен для использования вообще. Его невозможно собрать, никто никогда его не соберет. Вы не соберете, например, упаковку от зубочистки, много-много мелкого пластика, он останется в земле навечно. «Ничего не случится из-за одного стаканчика от кофе», — говорят 500 млн человек ежедневно. Но нас миллиарды. Я много раз повторяла и буду повторять: представьте 10 млн стаканчиков от кофе ежедневно, сложите их в кучку и вы с ума сойдете.

Мы уповаем на одноразовую посуду, считая ее более чистой. Это заблуждение. Я бывший работник прокуратуры. Мои коллеги, которые там работают, обязаны присутствовать в том числе на объектах ФСИН, где ведется упаковка пластиковой посуды. Один из моих коллег однажды позвонил: «Посуда по цеху разбросана». Получается, что эта посуда не чистая, не стерильная, да это на ней нигде и не написано. Ее тоже надо мыть, прежде чем использовать, а мы об этом не знаем. Считаем, что, используя ее, сохраняем свое здоровье. Не сохраняем, а природу убиваем. Пластиковая вилка не будет отсортирована, если это не сделали сразу после использования. На полигоне это невозможно сделать никаким оборудованием.

Надо менять менталитет производителя. Он говорит, что для изготовления стекла выгоднее брать не стеклобой, а природные компоненты. Если Европа объявит, что в общем объеме продукции должно быть не меньше 20% из переработанного стекла, хоть одна крупная компания там откажется это выполнять? Там репутационные риски настолько высокие — сразу бойкот ей объявят. Мы тоже должны активнее вовлекать вторичные продукты, обязывать производителей делать это. Сейчас папка, которая у меня в руках, на 100% состоит из нового пластика, через год в ней должно быть, например, 3% переработанного, через два года — 5%, через 10 лет — 20%. Или мы это введем, или не избавимся от мусора.

Фото: ТАСС/Лев Федосеев

— Неужели нельзя сделать это выгодным?

— Копейка бизнес бережет. Но в мусорной реформе всем придется чем-то пожертвовать. Вам — удобством в виде индивидуального пластикового пакета, местом на кухне, которое будет занято контейнерами для раздельного сбора отходов. Производителям придется пожертвовать частью прибыли — будет у них не 100 рублей прибыль от продукта, а 80.

Глобально же выигрывают все. Мы ведь в экологических вопросах, можно сказать, «докатились». Вы знаете, мы учредили международную детскую премию «Экология — дело каждого». Так вот дети в рамках конкурса присылают работы. Самые маленькие, семилетние, присылают рисунки с китами, чьи животы набиты бутылками, а из пасти выглядывает пакет. Рисуют дельфинов, которые валяются в лужах нефти. 11-летний москвич прислал ролик, где просто кричит о том, как гибнет от загрязнений Байкал. Это природа глазами детей. Так, может, нам у них спросить, что такое «выгодно», а что такое «невыгодно»?

— Сегодня есть регионы, успешные в раздельном сборе мусора?

— Московская область, Москва — те, кто может себе позволить. Невозможно создать инфраструктуру только за счет населения. Реформа буксует, потому что мы не можем всё это постоянно вешать на граждан в виде повышения тарифов. Для многих людей это реально непосильная история. Раздельный сбор мусора — это два контейнера, то есть как минимум две разные машины. То есть две зарплаты водителя, два лизинга, две поездки. За это всё надо платить, не будет реформы бесплатной. За нее платить можно только из средств РОП (расширенной ответственности производителей). По официальной статистике, мы произвели в прошлом году 18 млн т упаковки. Она не растворится в воздухе, не улетит в космос сама собой. Каждый год 18 т упаковки, за два года — 36 млн т.

— Когда мы сможем заварить мусоропроводы в домах?

— Требуйте это сделать сегодня. Вполне возможно, если вы это сделаете, ТСЖ примет решение оборудовать контейнерную площадку, и вы сможете раздельно собирать мусор. Я категорически против мусоропроводов как таковых, ничего хорошего они не несут.

Фото: РИА Новости/Александр Гальперин

— Централизованных решений пока нет?

— Насколько я знаю, есть централизованное решение такие объекты не вводить в эксплуатацию, не строить и не проектировать. А так ТСЖ для того и создано, чтобы решать такие вопросы.

Куда везти мусор

— Какой мусор добавила нам эпидемия?

— Пластиковые бутылочки от санитайзеров, маски. Его довольно много.

— Насколько больше стало мусора?

— В прошлом году мы на 10–12% зафиксировали увеличение именно твердых коммунальных отходов, куда фактически попал весь этот мусор.

— По составу мусора это критично?

— Критично наше отношение к мусору. Это правда. Экология — дело каждого. Не устану повторять: начинайте с себя. О чем я сейчас говорю? Вы купите четыре помидорки, но каждые две будут упакованы. Пленочка, которой мы заботливо накрываем продукты, ставя их в холодильник, никогда не будет собрана в центрах сортировки. Если вы тарелку накрываете пленкой, вы должны понимать, что в этот момент совершаете убийство маленькой части природы.

А морфология мусора меняется каждый год в сторону увеличения неорганических отходов. Всё-таки мы более разумно подходим к органике, поскольку не покупаем излишки.

— Какая часть мусора не доезжает до санкционированных полигонов?

— В объемах? Не такая серьезная, несколько процентов. Проблема в том, что именно мы считаем санкционированным полигоном. Сейчас у нас порядка 400 пунктов временного накопления (ПВН), где мусор пребывает до 11 месяцев. Это будущие свалки, мы об этом говорили и говорим. У нас почти 500 свалок, которые не вошли в ГРО (это официальный реестр) и в приказ № 303 (о возможности эксплуатировать свалку), но при этом они официально есть в территориальных схемах. Сейчас на каждую такую свалку я должна выписать протокол и требовать ее закрыть. Только куда мы тогда повезем мусор — вопрос.

Фото: РИА Новости/Александр Кондратюк

— Куда вы собираетесь с инспекцией в ближайшее время?

— Мой приезд бодрит местные власти, промышленников и радует обычных людей. Я в Москве сейчас времени меньше провожу, чем в регионах. Усиление контроля — наша линия. В ближайшее время поедем в Питер, на «Красный Бор» (полигон особо опасных отходов. — «Известия»), посмотрим технологии, которые выбраны для его ликвидации. В Уфе в июле будет массированный лабораторный десант. В Краснодаре в начале месяца будем еще раз заниматься ТКО, там достаточно острая проблема. Еще раз поедем в ЯНАО разбираться с нефтеразливами и предприятиями Арктической зоны. Затем — Омск, уже, наверное, в октябре, решать вопрос чистого воздуха. С той же целью — в Красноярск. Это всё, конечно, привлекает внимание к проблеме, это некий толчок всем, чтобы подумать и забегать.

Еще я хотела бы предостеречь компании. Сейчас появилось дичайшее количество консультантов, специалистов и иных людей, объясняющих нам, что всё у компании хорошо, если она написала экологическую стратегию. Но если вы по ней ничего не сделали, мы достучимся до каждого. Мы повысим открытость результатов нашей деятельности. Мы не дадим никому укрыться красивыми отчетами. Это будет серьезная борьба, которую мы начнем, думаю, в ближайшие несколько месяцев. Всех будут судить по реальным делам, и нас тоже. Сделайте так, чтобы у нас не было необходимости вас проверять.