"Парижское соглашение - шанс для России и США по сближению"
При этом глава государства подчеркнул, что Россия намерена соблюдать свои обязательства по реализации Парижского соглашения по климату, однако отметил, что еще только предстоит понять, каким образом «технологически будут складываться договоренности» по осуществлению положений этого документа на практике.
Руководитель Центра экологии и развития Института Европы РАН Сергей Рогинко в интервью «Известиям» рассказал о рисках Парижского соглашения, подписанного, но пока не ратифицированного российской стороной, последствиях введения углеродного налога и возможном выходе из соглашения США.
— На пресс-конференции Владимира Путина говорилось о том, что Россия будет выполнять свои обязательства в рамках Парижского соглашения. В чем заключаются эти обязательства и какие риски могут ожидать Россию?
— Как известно, Парижское соглашение вступило в силу 4 ноября 2016 года. Само это событие произошло на редкость легко и быстро, особенно если сравнить с Киотским протоколом, вокруг которого было столько интриг мировых держав и скандалов в СМИ. А тут всё заняло меньше года — просто какие-то стахановские сроки. Так что соглашение формально — уже действующая международная конструкция. И наши обязательства по этому соглашению на период до 2030 года в основном сводятся к ограничению выбросов парниковых газов в пределах 70–75% от уровня 1990 года. Что, скорее всего, по силам российской экономике, выбросы которой сейчас находятся в пределах 68% от уровня 1990 года. Так что на первый взгляд на ближайшие 15 лет особых рисков не просматривается; выполнить эти обязательства Россия, по всей видимости, сможет.
Однако не стоит забывать: сегодня Парижское соглашение — это своего рода кот в мешке. Это документ, который был сверстан в самом общем виде, детали этой конструкции еще два года будут дорабатываться. Окончательно все процедуры и модальности Парижского соглашения предполагается утвердить на конференции ООН по климату в Варшаве в конце 2018 года. А до этого предстоят еще как минимум три раунда мировых климатических переговоров, на которых все стороны будут биться насмерть за свои интересы. И здесь понятна позиция нашей страны, в целом поддерживающей соглашение, но не спешащей с ратификацией, по крайней мере до полной ясности по поводу того, что, собственно, нам предложат ратифицировать.
Тем более что некоторые риски просматриваются уже сейчас. Особенно в оценке выполнения наших обязательств, которая может быть объективной (из чего мы по умолчанию исходим), а может быть и совсем иной. Ведь эта оценка будет вестись некой «независимой экспертной группой», регламент которой еще не выработан. А зная, как легко западные партнеры подбирают подобных «независимых экспертов» из своих стран и из третьего мира, задаешься вопросом: а не превратится ли подобная оценочная группа в некий аналог печально известной WADA? Ведь аргументы для необъективной оценки наших результатов уже готовятся: совсем недавно под эгидой германского Агентства по окружающей среде вышел аналитический материал, ставящий под сомнение вклад в климатическую политику тех стран, выбросы которых находятся в пределах «сценария обычного бизнеса». Не надо долго гадать, какие именно страны здесь имеются в виду: авторы материала не скрывают, что речь идет о России и Украине. И где тогда гарантия, что вместо адекватной оценки наших усилий мы не нарвемся на очередные репутационные потери, на какой-нибудь статус «климатического преступника»?
Причем такую процедуру нам придется проходить каждые пять лет: на каждую новую пятилетку страны должны принимать новые, повышенные обязательства, в соответствии с зафиксированным в соглашении принципом «повышающейся амбициозности». И оценка того, насколько «амбициозны» наши обязательства, может оказаться вне нашего контроля. Какой она будет — представить нетрудно. Причем от этой оценки нас не спасут никакие самые жесткие ограничения выбросов. Опыт последних лет демонстрирует, что есть ряд стран, для которых Россия — по определению негативный пример во всем, и влияние этих стран на мировую климатическую политику на порядок выше, чем наше.
— В связи с Парижским соглашением часто говорят о так называемом углеродном налоге. Какое воздействие он может оказать на нашу экономику в целом и на наш ТЭК в частности?
— Углеродный налог — это еще одна скрытая мина, заложенная в решении Парижской конференции ООН по климату. В нем признается важная роль так называемой цены на углерод для работы по сокращению выбросов. Зачем это сделано? Ведь опыт многих систем торговли выбросами, и прежде всего крупнейшей — европейской, — показал, что цены, образованные на этих рынках, не являются мощным драйвером для сокращения выбросов. Так что, похоже, речь идет не о рыночном механизме, а о чисто фискальном, то есть об «углеродном налоге», который, по замыслу его инициаторов, будут платить развитые страны, чтобы помочь развивающимся. Ставки озвучиваются разные: за 1 т СО2-эквивалента от $20–30 в начале и до $80–100 в недалеком будущем.
Для России это означает прямые финансовые потери в размере от $500 млрд до $2 трлн на период до 2030 года, что для нашей экономики просто неподъемные величины, которые лягут целиком на нашу реальную экономику и прежде всего — на ТЭК. Но это еще не всё. Помимо прямых убытков, углеродный налог для России означает потерю значительной части европейского и азиатского рынков энергоносителей. Углеродный налог, которым будет обложен каждый кубометр потребляемого угля и углеводородного топлива, резко снизит для потребителей привлекательность российских экспортируемых энергоносителей. Он даст огромную несправедливую фору до сих пор убыточным проектам возобновляемой энергии (ВИЭ), выводя их в разряд прибыльных. Этот новый канал субсидирования ВИЭ позволит в Европе и Азии перейти к массовой замене углеводородного топлива на ВИЭ. Что, в свою очередь, может вызвать падение экспортных доходов российских нефтяных и угольных корпораций. Не исключен для России и чисто политический ущерб на важных транспортных мегапроектах, таких как «Северный поток-2», «Сила Сибири», «Турецкий поток». Достаточно лишь перспективы введения углеродного налога, чтобы отпугнуть от этих проектов наших европейских и азиатских партнеров.
Не останутся в стороне и российские металлурги, производители цемента, удобрений и другой продукции, по которой уже есть предложение так называемой грязной маркировки, создающей барьеры для экспорта, прежде всего в страны ЕС. При этом, как это уже нередко делается Евросоюзом, реальная карбоноемкость продукции не будет приниматься во внимание: запрет может быть установлен просто по стране происхождения.
Всё это — вполне реальная перспектива, если тема об углеродной цене перекочует из решений Парижской конференции в положения Парижского соглашения на стадии его детализации. И именно за это бьются лоббисты, и очень странно, что Россия на переговорах этому никак не противодействует. Более того, просматриваются попытки использовать Россию в качестве тарана, пробивающего углеродному налогу путь в конструкцию соглашения. Видимо, структуры, подконтрольные США, начавшие выдвигать налог, решили «пропустить волну», связанную с приходом к власти Дональда Трампа.
— Известно его неприятие Парижского соглашения. С другой стороны, США уже ратифицировали документ. Как может повернуться ситуация и есть ли в ней место для «перезагрузки» отношений между Россией и США?
— Как эксперт и участник переговорного процесса скажу: нам давно было пора принять всерьез позицию Республиканской партии. Еще летом было ясно, что кабинет Трампа намерен обрушить всю конструкцию глобальных климатических соглашений. Причем не только каких-то конкретных, речь идет о неприятии всей гипотезы антропогенной природы глобального потепления. Главных сторонников этой гипотезы — Межправительственную группу экспертов по изменению климата (МГЭИК) — именуют политическим механизмом, далеким от научной объективности, отказ от повестки как Киотского протокола, так и Парижского соглашения объявляется партийной позицией. В «Республиканской платформе-2016» записано: «Мы выступаем против любого углеродного налога. Он может вызвать увеличение цен на энергию выше разумного, ударяя прежде всего по семьям, которые и так бьются изо всех сил, чтобы оплатить свои счета». Объявлено о смене подхода к альтернативным источникам энергии, включая отмену субсидирования: обещано, что налогоплательщики больше не будут оплачивать правительственные субсидии производителям ВИЭ. Республиканцы заявляют: «Изменение климата далеко от того, чтобы стать главным вопросом национальной безопасности. Это победа экстремизма над здравым смыслом». В чей огород пущены камни — понятно каждому, кто помнит, что именно Барак Обама год назад объявил изменение климата главной угрозой для США.
Чем грозит выход США из Парижского соглашения? Формально — ничем, оно останется в качестве легитимной конструкции. Впрочем, в 2001 году и Киотский протокол не развалился после отказа США участвовать в нем. Но он сразу стал периферийной конструкцией, поскольку спрос на сокращения выбросов тут же упал в разы — просто в силу потери гигантского американского рынка, на который было столько надежд. Что касается нашей страны, то перспектива выхода США из соглашения лишает аргументов некоторые силы, пытающиеся убедить руководство страны в необходимости скорейшей ратификации соглашения (несмотря на все потенциальные риски). Руководителей России даже сейчас, после прихода Трампа к власти, пугают перспективой «быть не в тренде», мотивируя это тем, что США уже ратифицировали соглашение. При этом умалчивается, что эта ратификация была проведена (по мнению ряда американских экспертов) с нарушением конституционных норм США, без участия сената — одним росчерком пера Барака Обамы, которого за это открыто обвиняют в узурпации власти. Какие решения по поводу такой своеобразной процедуры ратификации примет новый кабинет, нетрудно угадать.
И кто будет в тренде, а кто не в тренде после выхода США из соглашения — это тоже вопрос. А вот шанс для России использовать климатическую тематику как площадку для налаживания отношений с администрацией Трампа реально существует. Поскольку если взглянуть на вещи трезво, то интересы нашей страны, и прежде всего ее реальной экономики, вполне совместимы с позицией республиканцев. Сейчас в мировом сообществе Россия — единственный крупный игрок, способный стать партнером новой администрации США в вопросе по обрушению климатических легенд и связанных с ними политических и финансовых схем. Это — редкое совпадение, для России и США — практически уникальное, это шанс для обеих стран. И если мы не предпримем заметных шагов к сближению и будем продолжать вести себя так, как будто ничего не произошло, мы этот шанс упустим.