— Иркутская область сейчас у всех на слуху из-за пожаров, наводнений и сплошной рубки леса. Беды региона связывают не только с климатическими, но и с антропогенными факторами. Какие проблемы этого субъекта относятся к компетенции вашей службы? Что намерен предпринять Росприроднадзор, чтобы исправить ситуацию?
— Пожарами и наводнениями занимается МЧС, контролирует вырубки Рослесхоз. Росприроднадзор занимается лесной охраной только на землях особо охраняемых природных территорий (ООПТ) федерального значения, а таких в Иркутской области очень мало.
Но в этом субъекте много других проблем. «Усольехимпром» (предприятие по производству хлора и других химических веществ, которое нанесло большой экологический вред и было признано банкротом в 2017 году. — «Известия») — это самый яркий пример безобразного поведения собственника в Иркутской области. Это огромное химически опасное предприятие, которое находится в полуразрушенном состоянии. Нерадивые собственники выкачали из него последние ресурсы и бросили.
Я недавно посещала этот объект и своими глазами увидела, что там происходит. Огромное количество ртутьсодержащих остатков, зараженное ртутью производство, которое нуждается в демеркуризации. В корпусах завода хранятся емкости с химически опасными веществами, часть из них находится под давлением. Что там — никто не знает. В скважины, из которых когда-то выбрали солевой раствор, закачали нефтеотходы. Рядом течет Ангара, и понятно, если такую скважину прорвет, река будет загрязнена. Фактически, это территория экологической катастрофы. Нужно действовать уже сейчас, иначе мы получим такой «экологический Чернобыль».
— Вы уже наметили план действий?
— Мы обратились в правительство с просьбой создать госпрограмму по рекультивации этого объекта. Надеемся, что нас услышат. К сожалению, это не единичный случай халатного отношения собственников. Поэтому к вопросу экологической безопасности надо подходить комплексно — нельзя разрешать эксплуатировать опасные предприятия без создания резерва средств на дальнейшее устранение негативных последствий их эксплуатации.
— Это предложение будет законодательно закреплено?
— Сейчас в Минприроды идет обсуждение законопроекта по ликвидации накопленного экологического ущерба. Надеюсь, что принятие этого документа законодательно закрепит за собственником обязанность по рекультивации.
Пока сохраняется ситуация, в которой собственник может получать доход, а потом, при уменьшении прибыли, переоформить объект на фирму-однодневку и исчезнуть, нам сложно что-нибудь изменить.
Таких объектов множество — вокруг них испорчен плодородный слой, уничтожены леса, загрязнен водоносный горизонт. Самый тяжелый пример — Коркинский угольный разрез (на Южном Урале. — «Известия»). Это огромное месторождение, которое ни один собственник не способен самостоятельно рекультивировать.
Я глубоко убеждена, что объекты подобного типа должны отдаваться на эксплуатацию с финансовыми гарантиями. Это же коммерческие риски. Просчитывать их учат во всех финансовых институтах. Должен быть механизм страхования или резервирования средств, которые будут направлены на устранение экологического вреда. Например, каждый год часть прибыли может идти на формирование «подушки безопасности», как делается во многих странах. И когда жизнедеятельность предприятия закончится, будет достаточно денег, чтобы всё привести в порядок.
— Законопроект касается только предприятий?
— Всех юридических лиц — природопользователей, которые занимаются коммерческой деятельностью.
— Недавно вице-премьер Алексей Гордеев поручил Росприроднадзору проверить все лицензии на добычу полезных ископаемых, по которым объекты до сих пор не введены в эксплуатацию. В чем заключается проблема?
— Надо понимать, что в добычу полезных ископаемых вовлечен крупный бизнес. Проблем несколько. Лицензии берутся и не разрабатываются. Это наносит колоссальный ущерб: нет вовлечения полезных ископаемых в товарооборот, нет новых рабочих мест. Собственник через два-три года может продлить сроки лицензии, и эта история становится бесконечной.
Проводя проверки, мы попутно посмотрим качество выполнения лицензионных условий. Это все разведочные мероприятия до момента добычи, ввода в эксплуатацию и постановки опасного производственного объекта на соответствующий учет.
Сейчас даже не ясно, какое количество земель вовлечено в оборот по добыче ископаемых. Важно знать, где идет добыча и какие земли требуют рекультивации. Пока такой информации нет.
Мы столкнулись с тем, что после проведения геологоразведочных работ эти объекты стоят заброшенными. Земля портится, приходит в непригодное состояние. Еще раз подчеркну, что все проекты разработки полезных ископаемых должны содержать и планы последующей рекультивации.
— Появилась информация, что вы намерены проверить действия правительства Подмосковья в рамках ваших полномочий. В чем причина?
— С начала года в Росприроднадзор поступило более 40 обращений жителей области по вопросам эксплуатации и строительства мусоросжигательных заводов. Мы рассмотрели каждое обращение самым внимательным образом.
Мы безусловно понимаем, что правительство региона нацелено на защиту прав граждан. На сегодняшний момент нами проанализирована поступившая информация, проверять Московскую область в этом году мы не будем.
— Что можно сделать, чтобы люди не боялись строительства таких объектов? Сейчас у них нет доверия к этой отрасли.
— Отрасль ничем не заслужила этого доверия. Долгое время она носила криминальный характер. Сейчас положение меняется.Создаются экономические предпосылки, при которых криминалу становится неинтересно заниматься мусором. Сверхприбыль и серый бизнес здесь уже невозможны — к ТКО приковано слишком много внимания. Правила прописаны достаточно жестко для всех. Это одна из самых масштабных реформ, которые мы видели за 10 лет.
— Когда население почувствует изменения?
— Здесь необходимо понимать, что реформа обращения с отходами — дело не одного дня. Думаю, что изменения произойдут в течение трех лет.
— Как вы относитесь к строительству в России мусоросжигательных заводов?
— Я считаю, что вопрос с мусором надо решать комплексно: и вовлечением во вторичный оборот, и обезвреживанием — это размещение на полигонах, сжигание или компостирование биоостатков. Многие страны мира пошли по пути внедрения у себя мусоросжигательных технологий. Сейчас каждый субъект сам выбирает технологию. Мы не даем ей оценку, мы проверяем, соответствует ли она экологическим требованиям. Каждый такой проект проходит экспертизу.
— Подмосковье выбрало сжигание мусора на колосниковых решетках. К этой технологии очень много нареканий у экологов. Тем не менее такие заводы строятся. Вы не будете вмешиваться?
— Коллеги, проводившие экологическую экспертизу, посчитали эту технологию возможной для использования и дали положительное заключение. Исходя из объема мусора, который видит у себя Московская область, она сама формирует территориальную схему. Я не наделена полномочиями оценивать выбор региона.
— Вы создали федеральный ресурс для мониторинга обращения с отходами. На схемах, опубликованных Росприроднадзором, очень много красных пятен. Ситуация пока печальная?
— Ситуация достаточно сложная, местами тревожная, а где-то критическая. Самыми проблемными являются регионы, которые не перешли на новую систему обращения с ТКО. Есть города, которые законно воспользовались возможностью не входить в реформу, — это Санкт-Петербург, Севастополь, Москва. Есть регионы, которые должны были войти, однако этого не сделали. Во Владимирской, Курганской областях, Еврейском и Ненецком автономных округах, Республике Марий Эл, Приморском, Хабаровском краях уже расторгнуты ранее заключенные соглашения с региональными операторами. Многие предприниматели переоценили свои силы либо недооценили уровень контроля над этой реформой.
В большинстве субъектов отсутствуют места утилизации — они есть только у региональных операторов Татарстана, Мордовии, Ульяновской, Амурской и Свердловской областей.
Субъектам нужно обратить на это внимание, потому что никаких законных оснований не входить в эту реформу у них нет.
— Хватает ли Росприроднадзору техники и специалистов для мониторинга окружающей среды?
— Не хватает людей, средств и техники. Самая большая головная боль для меня — зарплата инспекторов. Она непозволительно мала. Контролер — особый вид государственного служащего, у него огромный объем ответственной работы и он не может получать, как сейчас, 18 тыс. рублей. Надо минимум 50 тыс. Если мне дадут возможность улучшить жизнь инспектора в финансовом плане, я соберу элиту и покажу очень качественный результат при нынешней численности.
Кроме того, я считаю, что штрафы за экологические нарушения чрезвычайно малы. Сейчас они в среднем составляют 5—20 тыс. рублей. Но по предыдущей практике могу сказать, что штрафы для юридических лиц должны быть от 50 тыс. до 1 млн с возможностью приостановки деятельности предприятия. Для индивидуальных предпринимателей размер штрафов должен составлять от 10 тыс. до 500 тыс. Для физических лиц — 5-=–50 тыс. рублей.
Очень хотелось бы, чтобы экологические требования были для каждого человека в приоритете. И это неизбежно. Государственный контроль за экологией будет наращиваться, и отношение граждан к существующим проблемам тоже изменится. Через два года человек сам не захочет оставить мусор где-нибудь в лесу.
— Это будет считаться неприличным?
— Люди, которые это себе позволяют, будут нерукопожатными.Запрос в обществе на изменения в экологии очень высок. Свидетельство тому — начавшаяся «мусорная реформа». Она пришла именно тогда, когда уровень развития общества совпал с физической необходимостью ее проведения.