Болезненная тема. Где настоящие экологи?

Будучи человеком внутренне убеждённым, что к природе нужно относиться бережно, пыталась дважды присоединиться к экологическим баталиям. И оба раза, когда вникала в ситуацию, появлялось ощущение, что меня используют, потому что никто не погружался в тему, не делал анализов и экспертиз – только учили таких, как я, технологиям организации протестов. Скажите, есть ли у нас настоящие экологи?

И. Павлова, Н. Новгород

Каких активистов больше?

Настоящие экологи, конечно, есть – они вникают в проблемы, проводят экспертизы и пишут доклады, предлагают и обсуждают с властью и бизнесом пути их решения. В противном случае добиваются изменений через суды. Уличный протест для них – крайняя мера.

Не всегда это даётся легко. К примеру, глава одного из экологических центров, а в прошлом моряк-подводник, капитан 1-го ранга в отставке Александр Никитинв своё время пытался убедить власти в необходимости очистки северных берегов от радиоактивного мусора, накопленного за годы эксплуатации атомного флота. Для этого подготовил основательный доклад, показав масштаб бедствия. Но он был пионером, а общество тогда ещё не осознало последствий индустриализации ради индустриализации – его обвинили в госизмене и арестовали. Позже суд оправдал.

Зато сегодня, когда «Рос­атом» уже сделал то, чего добивался пио­нер, и даже больше – провёл генеральную уборку практически всей страны от радиоактивного мусора, Никитин состоит в общественном совете атомной госкорпорации. Его выступления всегда серьёзны, экспертизы основательны, и к его мнению прислушиваются специалисты.

Однако чаще в публичном пространстве мы, к сожалению, видим других экологов. Уже после пары журналистских вопросов понимаешь, что в теме они смыслят мало, выучили несколько популистских лозунгов, только и всего. И да, поднаторели в организации протестных акций. В том же Подмосковье при всей остроте проблемы свалок любой хоть немного причастный к политике человек не мог не заметить хорошей и, главное, технологичной организации весеннего всполоха мусорных протестов.

Почему тема болезненная?

«Экологическая тема очень болезненна для людей, – говорит руководитель Центра экономических и политических реформ Николай Миронов. – Это одна из социальных фобий. Мы боимся войны, потому что старшие поколения пережили страшные войны, боимся распада страны, потому что видели, как рушился Совет­ский Союз. Точно так же боимся экологических катастроф. Не только потому, что помним Чернобыль, но и потому, что в последние годы раскрылось много информации о том, какой ущерб природе нанесла индустрия. Поэтому экологическая тема сразу вызывает социальную напряжённость».

Член Совета Федерации Ирина Гехт напоминает о результатах опроса ВЦИОМа, когда 93% жителей страны назвали экологию одной из волнующих тем, и среди важных сторон жизни граждан она оказалась на 5-м месте.

Понятно, что чем трепетнее относятся к проблеме люди, тем легче использовать её, чтобы раскачать, если надо, ситуацию. «Тема может возникнуть объективно. Дальше кто-то подхватывает её, раздувает, организует протесты. Но за этим часто стоят чьи-то экономические или политические интересы», – поясняет Миронов.

Объективно возник пожар на заводе «Электроцинк» во Владикавказе, и, конечно, возмущённых жителей можно понять – они опасаются за здоровье своё, своих детей и близких, за экологию родного города. Тем более когда взвешенной информации мало.

Но мы видим, сколь легко было перевести эту проблему в политическую плоскость. Уже и парламент республики выносит вердикт, и глава региона в конфликт втянут – он, в свою очередь, обращается к президенту страны...

А теперь жёсткую позицию высказывает другая сторона: профсоюз требует сохранить все рабочие места на предприятии, потому что иной работой 1800 человек регион обеспечить не может. Чем это закончится, пока неясно, но зато ясно: за всем этим стоят различные группы влияния, имеющие свои политические амбиции и свои виды в регионе.

Что за скандалы пришли извне?

«Подчас чувствительное отношение людей к этой теме пытаются использовать совсем не для решения экологических вопросов. Причём чем выше накал дискуссий в обществе, тем больше соблазн обернуть его для достижения других целей, – говорит сенатор Гехт. – Всё чаще тема экологии звучит и на внешнем контуре».

Яркий пример тому – «Северный поток – 2». Мы все понимаем, что этот проект – ночной кошмар заокеанского бизнеса, пытающегося заставить Европу покупать свой дорогущий сжиженный газ. Не могут остановить наш поток ни экономическим прессингом, ни политическим – тогда на авансцену выходят экологи.

Их немецкий отряд направляет канцлеру Германии обращение, в котором политического контекста поболее, чем экологического. Они сравнивают газопровод с климатополитическим тупиком, который «угрожает уязвимой экологической системе Балтийского моря и вбивает клин между солидарностью и доверием внутри Европейского союза».

А год назад был ещё один пришедший к нам из Европы скандал. Рутений-106, помните? В Европе-де зафиксировали превышение содержания этого изотопа в воздухе и решили, что долетел он к ним с нашего ПО «Маяк» в Челябинской области.

Почему? На каком основании сделаны выводы? А просто так – есть же в России завод по переработке ядерного топлива, ну так он и будет виновным. Пришлось нашим атомщикам суетиться, собирать международную комиссию, везти её на предприятие, проверять, исследовать... В итоге комиссия исключила причастность «Мая­ка» к европейскому рутению. И скандал затих, никто больше не задался вопросом, откуда взялся изотоп.

Николай Миронов вспоминает и другие истории, связанные с началом добычи Россией углеводородов на шельфе Арк­тики. Тоже экологи бурлили. Гринписовцы в сентябре 2013 г. даже пытались штурмом взять нефте­добывающую платформу «Приразломная».

«Конечно, такое давление на российский топливно-энергетический комплекс соприкасалось с интересами западных компаний к этому региону», – объясняет эксперт.

Как создать проблему?

«К сожалению, под экологическими лозунгами часто решаются совсем иные задачи, – говорит Гехт. – Это не что иное, как вмешательство во внутренние дела РФ. Возникает ощущение, что Россию хотят остановить в развитии».

Среди 150 НКО, признанных иностранными агентами, чья деятельность запрещена в России, по данным сенатора, 29 экологических, то есть каждая пятая.

«Методика отработана давно. Она применялась по разным поводам в разных местах в разное время – начиная ещё с 1990-х или конца 1980-х. Смысл её простой. Любой повод, который годится для раскачки ситуации, берётся на во­оружение. И дальше активисты… подключаются к этому вопросу, чтобы возбуждать людей и выводить их на одну-единственную мысль: всё плохо, власть надо менять и вообще лучше бы революцию очередную устроить» – так описывает применяемые технологии политолог Сергей Михеев.

Но, собственно, необязательно даже ждать повода в виде чрезвычайной экологической ситуации – такую ситуацию можно просто создать, как в примерах с рутением, шельфовыми разработками или «Северным потоком – 2». В век информации это несложно – достаточно сформировать соответствующее информацион­ное поле истерикой в СМИ и соцсетях.

Понятно, что нас и дальше будут провоцировать, пугать, звать на улицы. И понятно, что в эмоциях бывает трудно не поддаться. Но есть один важный маркер: послушав выдвигаемые требования, нужно задаться вопросом: а кому это может быть выгодно?